Господин следователь 10 - Евгений Васильевич Шалашов

От нас!

Если тронешь нас — как блюдца,

Наши ножки разобьются

Сейчас!

Опустите снова крышку,

Отпустите нас, мальчишка!

Динь-донь![1].

А я рассматриваю всю эту красоту и отыскиваю в ней что-нибудь козлиное. Все, что нашел — женскую фигурку со всеми признаками прекрасного пола, зато с рожками и копытцами. Сатиресса? Что ж, сатиресса — это не совсем коза, но и не женщина. Кажется, по мифологии это существо происходят от богини Артемиды и бога Пана[2]?

Тяжела наша жизнь и сурова.

Избегают мужья сатиресс.

Я всечасно должна быть готова,

Что супруг от семейного крова

Удерет легкомысленно в лес.

Что ж, берем в коллекцию полукозу, тем более, что хозяин просит за нее смешные деньги — 50 копеек. Мол — за прочие фигурки, особенно те, что с красавицами, не грех и пять рублей взять, а эту барышню с рожками никто не берет — дескать, ни то, ни се.

Так что, теперь в моей коллекции аж пять фигурок. Маловато будет. Конечно, можно бы пойти по самому простому пути, по которому идут все начинающие коллекционеры — брать все подряд, а потом начинать сортировку. Типа, как нумизмат-первогодок вначале «сметает» все подряд, потом начинает понимать, что уважающий себя коллекционер не станет пополнять собрание монетой — пусть даже редкой, если она в плохом состоянии! Почему бы и мне не пополнить коллекцию не фарфором, а глиной? Есть же у нас изделия местных мастеров? Но я твердо решил, что в своей коллекции стану держать только фарфор! Ну, если, разумеется, в поле зрения не появится что-то интересное.

Чем отличается коллекционер от банального собирателя-барахольщика? А тем, что настоящий коллекционер изучает и саму вещь, и эпоху, в которую создан предмет коллекционирования.

И я тоже принялся изучать фарфоровую козу, подаренную мне Милютиным. Увы, Мария Ивановна не смогла сказать — что за фигурка, чье производство. Не озаботилась. Увидела в антикварной лавке и купила. А что я могу сказать? Судя по всему — немецкое производство. Вряд ли французы или англичане станут наряжать зверюшку в национальный немецкий костюм. Клеймо, что я обнаружил, представляло две буквы «Р. Н». Но что это означает — не знаю.

Значит, придется искать справочники, каталоги, изучать историю возникновения европейского фарфора. Я только всего и знаю, что в Европе давно хотели постичь загадку китайской «глиняной бумаги», но тщетно.Наконец, Август Сильный — курфюрст Саксонии и король Польский — тот самый, что был союзником Петра Великого (союзник, надо сказать, из него скверный), постоянно нуждавшийся в деньгах из-за огромных трат на любовниц, поставил задачу какому-то алхимику — создать философский камень. Камень, превращающий навоз в золото, тот так и не создал, зато открыл фарфор.

На русском языке нужной литературы пока нет, значит, станем читать на иностранном. Зря я что ли языки учу? А знания, касающиеся фарфоровых предприятий Европы не исключено, что могут и пригодиться.

[1] Эсфирь Эмдем. Дом с волшебными окнами.

[2] Считается, что сатиресса — плод фантазии писателя Александра Кондратьева (1876–1967 гг.), но тот ссылается на античные вазы, хранящиеся в Эрмитаже.

Глава 11

Просто грустная

Иной раз и в ноябре выпадает ясный солнечный день. Но вместо того, чтобы радоваться солнцу, на меня что-то накатило.

Редко со мной такое, но бывает. Наверное, от безделья. Я же хотел в парикмахерскую сходить. В ту, где с моей легкой руки появилась вывеска «Мастер Жан, он все умеет, двадцать лет стрижет и бреет», но вместо этого отчего-то потянуло на Покровское кладбище. Раньше, в своей реальности, кладбища не слишком любил, да и теперь нельзя сказать, что они мне нравятся, но стал относиться к ним как-то проще. Наверное, осознал, что со смертью, на самом-то деле еще ничего не заканчивается. Но прав я, нет ли, со стопроцентной гарантией сказать не могу, значит, спорить о том не стану.

Я вообще не люблю ни с кем спорить, допуская, что каждый верит в то, во что хочет верить. Вон, четыре миллиона американцев искренне верят, что их похищали инопланетяне. И что, мне им не верить? Не исключено, что и похищали.

Поискал могилу Екатерины Михайловой, но не нашел. Возможно, что бедную женщину похоронили не здесь, а увезли в деревню, а может, искал плохо. Скорее всего, на кресте нет ни табличек, ни прочих опознавательных знаков. (Ага, еще скажи — фотографии).

Или вообще — не там искал. У нас же еще одно кладбище имеется, только оно в другой части города, за бывшим селом Федосьевым. Интересно, оно уцелеет в вихре времени, или нет[1]?

Да нет, вру я, зачем мне могила Екатерины?

Прошелся между могилами, почитал надписи на памятниках. Опять подивился стихотворению, оставленному друзьями на надгробии мещанина Демидова, прошел подальше, за ограду, где хоронили самоубийц и тех, кто не являлся жителями Череповца.

Здесь должны быть могилы офицеров-самоубийц, к чьей смерти я имею самое прямое отношение. Все три на месте. Без крестов, одни холмики, уже размоченные дождями, проросшие сорняком. Ладно, «иногородние» поручики, но могилу Сомова-младшего отчего никто не укрепит, бурьян не вырвет? Или некому? Ну да, и мать и отец поручика здесь, неподалеку, в семейном погребении, а прочим и дела нет. И я не возьму лопату и не приду облагораживать могилы. Скорее всего, лет через пять, если не раньше, когда кладбище станут расширять, холмики совсем оплывут, сольются с землей, о погребениях позабудут, выроют на этом месте новую могилу. Могильщики откопают истлевший гроб, меланхолично выбросят из ямы черепа и кости, потом перетащат за новую ограду и прикопают не слишком и глубоко. Главное, чтобы собаки не вырыли, а то ведь и так бывает — выроют, а потом черепа попадут на глаза детишкам.

Опять сердце резануло чувство вины. Думал, что все отболело, отмучило, ан, нет. Нахлынуло. А иначе чего бы я на кладбище-то пошел?

Немножечко постоял возле могил, невесть, в который раз подумал, что не стоило бы, наверное, доводить до самоубийства этих парней. Сомов-младший, мерзавец, но вдруг бы он исправился? А эти два дурака, что повелись на жалобы полкового друга о судейском канцеляристе, который гнобит поручика? Жили бы они себе и жили, тянули службу.

Офицерская честь — вещь серьезная, но жизнь-то важнее. Или не так? Не знаю. Помолиться бы за них, да говорят, что нельзя. Ладно, я просто так постою, подумаю, повспоминаю.

Молиться за самоубийц нельзя, но, как-то, само-собой вышло, что снял фуражку, осенил себя крестным знамением