Шарлатан 3 - Квинтус Номен

будет стребовать сможет». Ага, ну да, конечно, всенепременно стребует: я не забыл, как она меня «назначила» старшим мужчиной в доме…

Но мы повеселились в кругу семьи – и вернулись уже в Горький: началась сессия уже экзаменационная, а тут уж точно не до веселья. Независимо от того, как упорно ты учился в течение семестра, наверняка что-то важное пропустил – а преподаватель (по мнению студентов) только и будет выискивать то, что ты не знаешь. И ставить «неуды», всячески студента унижать – так что к экзамену народ готовился как к бою. И, что меня удивило, готовились вовсе не путем написания экзотических видов шпаргалок: они на самом деле никому не нужны были. И не потому, что «на самом деле все всё знали», а просто потому, что шпоры считались делом крайне неприличным: проверяли-то на экзаменах не ловкость рук, а знания. Правда, проверяли разные преподаватели эти знания сильно по-разному.

Вот, например, математику у нас преподавал Юрий Неймарк, сам выпускник нашего университета. Молодой, ему всего тридцать было (по документам, я-то знал, что он год себе убавил, чтобы под призыв не попасть когда он ушел из первого своего института в Кирове), веселый, математику студентам с блеском: все, что он рассказывал, было абсолютно понятно и интересно. И экзамен он тоже принял «с огоньком»: все девчонки очень легко отделались «отлами», а парней он очень аккуратно и с выдумкой завалил. Всех завалил – и меня его методика просто восхитила: ответы на билет он практически не слушал, а сразу переходил к «дополнительным вопросам», очень четко определяя, в чем студент хоть немного плавает. А потом задавал уже пару «контрольных вопросов в голову» – и со спокойной совестью ставил парню «неуд».

Вот со мной ему пришлось помучиться: по основной программе он у меня «дыр» не обнаружил и начал трясти уже всерьез. Но он ошибся с выбором направления «моего курощения». Все же человек не просто грамотный, но и талантливый, он предусмотрительно не стал из меня вытягивать знания, которые должны были даваться в последующие семестры, так как это было бы именно «непрофессионально». Он полез в теорию множеств, а затем плавно перешел к топологии многомерных объектов – а на этой поляне я сейчас мог его уделать как мальчишку. Потому что я не просто успел выучить то, что он только лет через пять-десять придумает, но и использовал это в своей (прежней) работе постоянно, а уж в численных методах, особенно в части вычислительных алгоритмов меня и в двадцать первом веке мало кто мог меня переплюнуть. И закончилась его попытка меня закопать почти через час, но тоже для меня очень неожиданно: Юрий Исаакович на меня внимательно поглядел и сказал:

– Ну, на «удовлетворительно» ты, пожалуй, наговорил, – почему-то ко мне почти все преподаватели (по крайней мере мужского пола) обращались исключительно на «ты» и я по этой части среди всех студентов оказался «единственным исключением». Впрочем, это все же было на самом деле очень гармонично, и это и они чувствовали, и я. Но вот сегодняшний наш разговор как раз «гармоничностью» не отличался, и я вообще понять не мог, чего он от меня хочет. И уж тем более не понял, почему он задал мне откровенно тупой вопрос:

– Но тебе такая оценка, скорее всего, не понравится?

– Трояк? Нет, конечно, но я думаю…

– Отлично, я не буду тебе сейчас зачетку портить. Придешь на пересдачу.

В группе у нас народу было всего-то два десятка человек, и из них девчонок было почти половина состава. И они все, получил свои «пятерки» радостно убежали это дело праздновать, а все парни стояли и ждали, пока я с экзамена выйду. А когда это случилось, они вежливо подошли к выходившему из аудитории преподавателю:

– Юрий Исаакович, по вашему мнению мы хуже наших девчонок математику знаем? Причем настолько хуже?

– Ну-ка, парни, зайдите – он снова пригласил всех нас в аудиторию. Посмотрел, все ли зашли, плотно закрыл дверь:

– Запомните: вы математику знаете не хуже них – это точно. Но они университет закончат, замуж выйдут и будут детей растить, и им математика уже в жизни не пригодится. А вам нужно будет работать, их кормить и страну своим трудом защищать – а вот для этого вы еще ее плоховато знаете. То есть терпимо, так что еще повторите и в конце сессии мне ее пересдадите. Все, кроме Шарлатана, а тебя я жду после сдачи экзамена по истории ВКП(б). Одного тебя жду, поскольку с тобой все сложнее и нам, боюсь, нужно будет на экзамен несколько часов потратить. Знаешь ты, конечно, немало, но вот знания у тебя какие-то… странные. Надеюсь, ты не меня не в обиде?

– Оставь надежду, всяк! – совершенно машинально ответил я, поскольку просто не понимал, чего же от меня хотел Юрий Исаакович на экзамене. То есть теперь-то я понял, но все еще находился во власти предыдущей эмоции. Однако мозг уже включился, хотя и не на полную катушку, и я поспешил исправиться:

– Обиделся, конечно, но это вообще ни малейшего значения не имеет. Мне после экзамена к вам на кафедру зайти? Во сколько вам удобно? У меня по коммунизму вообще-то «автомат», я в любое время подойти могу…

Через четыре дня мы действительно с ним проговорили часа четыре и разошлись весьма довольные друг другом: я с пятеркой в зачетке, а он – с кучей новых мыслей. Вот только мысли у него пока воплотиться во что-то материальное не могли, ну так это дело поправимое. Не сразу, конечно, но если подключить к этому делу нашу физичку…

Горьковский университет был, на мой неискушенный взгляд, довольно небольшим, я бы даже сказал «камерным»: и группы студентов немногочисленные, и преподаватели буквально все друг друга (да и большинство студентов) знали. Даже студентов с «чужих» факультетов, а уж тех, кому что-то читали, знали прекрасно – а общие предметы читали и преподаватели вроде бы «непрофильных» кафедр – просто потому что на «профильных» народу тоже было немного. И все преподаватели были людьми не просто талантливыми, но еще и прекрасно понимающими, с кем им приходится иметь дело – так что профессору Греховой, которая у нас только лекции по физике читала, не составило большого труда понять, что «физика – это точно не мое». И на экзамене она, записывая мне в зачетку «отл»,даже высказала мне свою преподавательскую претензию:

– Вот вы, Шарлатан, человек не просто