Денарий кесаря - Анатолий Федорович Дроздов

— Я увижу своих мальчиков! — встрепенулась старуха.

— В Тартаре. Твоих сыновей казнили месяц назад, рыбы уже обглодали их тела на дне Тибра. Сегодня они закусят тобой.

— Будь ты проклят! — завопила старуха. — Гнев богов на твою голову, консул! Пусть тебе перережут глотку, как моим сыновьям, пусть твои дети плачут, как плакала я…

Преторианцы подскочили к Корнелии и потащили ее прочь. Старуха извивалась в их руках, стараясь вырваться. Поразительно, сколько силы оказалось в этом тщедушном теле — двое молодых и сильных солдат еле справились.

— Подойди, префект! — сказал Сеян, после того как Корнелию наконец вытащили из зала. — Теперь, когда обвинения против тебя сняты, я хочу поблагодарить тебя.

— За что, консул?

— Мой племянник Публий уверен, что ты спас его. Я считаю, что там, на дороге, ты прежде всего спасал себя и сына, но все равно благодарю — племянник, которого я люблю, уцелел. К тому же Юний очень хвалил тебя за правильное устройство монетного двора в Лугдунуме. Так, Юний?

Вольноотпущенник встал и поклонился консулу.

— У Юния нелегко заслужить похвалу, префект! Можешь идти. Однако из Рима не уезжай, возможно, понадобишься.

— Это еще не все, консул! — Юний подошел ближе. — Корнелия призналась при свидетелях, что обманом завладела наследством Луция Корнелия Назона.

— Ну и что? — нахмурился Сеян.

— Имущество преступников отошло в казну. Надо вернуть его Луцию.

— Нечего возвращать! Сыновья этой ведьмы промотали все.

— Дом уцелел. Он даже не заложен.

— Тогда верни дом — префекту надо где-то жить, — усмехнулся Сеян. — Внутри, наверное, одни стены остались, но крыша будет…

В ближайшей к дворцу цветочной лавке отец заказал самый большой и красивый венок, прихватил раба, чтобы нести его, и мы снова пересекли Рим — в этот раз по пути на юг. Миновав ворота, мы вышли на Виа Аппиа. Отец оставил нас с посыльным на обочине, а сам принялся бродить между многочисленных саркофагов и памятников, тянувшихся по обеим сторонам дороги. Возле некоторых он останавливался, вглядываясь в надписи. Это заняло много времени. Наконец отец махнул нам рукой. Забрав венок, он отослал слугу, а цветы возложил на плиту. Вокруг саркофага стеной стояла сухая трава — по всему было видно, что за могилой давно не смотрели.

— Здесь лежит твой дед, Марк, — сказал отец, обнимая меня за плечи. — Я хочу, чтобы ты хорошо запомнил это место и присматривал за могилой, когда меня не станет. Я назвал тебя его именем.

— Почему?

— Потому что никогда не верил, что он от меня отказался!

— А где похоронена бабушка?

— В семейном склепе Пульхров. Мы обязательно там побываем.

Мы спустились на дорогу и пошли к воротам.

— Идем к нашему дому! — предложил я. — Пусть там нет ничего, но все же лучше, чем в гостинице.

— Мы поживем там немного, — согласился отец. — Только дом этот больше не наш. Я обещал его Юнию.

Я удивленно глянул на него.

— Дорогой в Рим мне удалось расспросить старика — он любит вино, — продолжил отец, — К тому же считает, что ты спас его. Юний признался, что консул вызвал нас в суд. Я просил помочь. Юний сказал, что ему очень понравился дом, в котором жили Корнелия с сыновьями. Дом находится очень близко к дворцу, в тоже время он неприметен — вольноотпущеннику в самый раз.

— Юний мог выкупить дом у казны.

— Не хватит денег. Сорок лет назад эта часть Рима была не престижной, но теперь земля здесь стоит столько, что можно выложить весь участок серебряными денариями. Стоит только выставить на торги!

— Мы сами можем его продать! И отдать часть денег Юнию…

Отец грустно улыбнулся.

— Он не возьмет деньги. К тому же именно Юний обнаружил «адопцио», без него дом не вернули бы. Запомни на будущее: никто в Риме не станет помогать тебе бескорыстно! Даже, если спас кого-то. У людей короткая память, свою выгоду они ставят выше. Юний нам помог и заслуживает награды. Не будем больше об этом…

Глава 6

Возле дома нас встретил раб с ключами — Юний оказался предусмотрительным. Раб ждал давно, замерз и был очень рад избавиться от тяжелой связки. Отец дал ему денарий и пообещал второй, если он сбегает в гостиницу, где мы остановились, и передаст хозяину повеление принести наши вещи. Раб, довольный, убежал, и мы открыли дверь.

К моему удивлению, дом не выглядел запущенным. То ли в нем кто-то жил, то ли Юний позаботился; комнатах было прибрано. Самые ценные вещи, конечно, исчезли, но часть обстановки уцелела. Отец выбрал комнату (как я узнал позже именно в ней жила бабушка), мы снесли в нее два ложа, стол и селлы — простые, но прочные. Скорее всего ими пользовались рабы, но лучших в доме не оказалось. Как и одеял — только набитые сухой травой матрасы. Отец бросил их на кожаный верх кроватей и сразу прилег — было видно, что устал.

Однако отдохнуть префекту не пришлось. Прибыли слуги с нашими вещами, а вместе с ними и хозяин гостиницы — за расчетом. Отец внимательно проверил, все ли на месте, затем аккуратно расплатился. После чего уже окончательно прилег. Мне спать не хотелось, к тому же в доме было холодно. Я обшарил все комнаты, даже кухню — нигде не было ни крошки съестного, как и воды. К тому я сделал неприятное для себя открытие: в доме не оказалось жаровен и угля. На кухне не было посуды и дров — мы не могли ни согреться, ни приготовить пищу. Мой дед Марк жил не бедно: его дом требовал заботы большого числа рабов. Их не было, а ночи в Риме стояли холодные.

Я отправился в ближайшую харчевню, где заказал еду и посуду. Увидев мою богатую тогу, хозяин стал чрезвычайно предупредительным и пообещал быстро достать жаровни и уголь. Слово он сдержал. Не успели присланные им рабы сложить в корзины мясо, овощи и хлеб, принести сосуды с вином и водой, как прибыли жаровни и несколько мешков угля. Хозяин не забыл даже сухие ветки для растопки. Правда, цену он запросил немалую, но я не стал торговаться. Во главе целой процессии я вернулся домой и принялся за дело.

Мне было не привыкать к походным условиям, наша вспомогательная когорта часто бывала на учениях, где приходилось самим заботиться о еде и отдыхе. Скоро в комнате стало тепло. Среди принесенной из харчевни посуды оказалась глиняная сковорода, я бросил в нее куски жареной свинины, поставил на угли,