Варяг II - Иван Ладыгин

* * *

Дым от костра цеплялся за низкий неровный свод. Он кутал потолок в серую пелену, прежде чем уйти в узкую расщелину. Огонь в пещере хмуро потрескивал, будто бы ему было противно пожирать сырые еловые ветки. Его отблески прыгали по стенам, на которых годами стелились моховые заросли.

Карк сидел на корточках у самого огня, неподвижный, как один из валунов у входа. Его пальцы медленно перебирали плоские камешки — это успокаивало и помогало настроиться на мыслительный лад. Остальные его люди сидели поодаль. Они старались лишний раз не шуметь. Все видели — хёвдинг был не в духе.

Наконец, Карк поднял голову. Его глаза, черные и пустые, как провалы во льду, медленно обвели каждого.

— Ну что, герои? — нарочито ласковым тоном начал он. — Поделитесь. Как прошла охота? Богата ли добыча? А то вернулись, а языки по задницам попрятали…

Двое, сидевшие к нему ближе всех, понуро опустили головы. Один, рослый детина со шрамом через бровь, по имени Гутторм, сглотнул.

— Карк… Мы… Мы видели его. Он вышел во двор. Но…

— Но? — Карк перестал перебирать камешки.

— Но был кто-то другой. Пьяный. Могучий такой, как медведь. Он встал на линии выстрела. Не вовремя… — суетливо заговорил второй, молодой парень с нервными руками. — Стрела взяла его. Чисто. В глотку. Но это… не наша птичка. Второй раз стрелять не рискнули. Тревогу подняли.

Карк встал. Он был невысокого роста, но в его подъеме была такая сконцентрированная угроза, что оба викинга инстинктивно отпрянули.

— Не наша птичка, — повторил Карк без эмоций. — Я потратил недели, чтобы выследить эту крысу. Я похоронил два десятка наемников ради этого выскочки… Я следил за ним, пока вы грели задницы у костра. Я знал каждый его шаг. И в ночь, когда он наконец вышел один, под луну, мой лучший лучник… пускает стрелу в «кого-то другого».

Он сделал шаг вперед. Гутторм замер.

— Мне нужна была голова Рюрика. Голова «Дважды-рожденного». А не случайного пьяницы! Сигурд ждет результата. А знаешь, что Сигурд делает с гонцами, которые приносят плохие вести? Или с теми, кто возвращается с пустыми руками? В последнее время ярл… нервный. Его терпение на грани. Он вложил в это дело очень многое. И он ненавидит разочарования.

Молодой нервный парнишка попытался было вставить слово:

— Мы можем попробовать снова! Проберемся в город…

— Дурак, — холодно оборвал его Карк. — Охрану удвоили. Теперь мышь у ворот не проскочит. Рюрик постоянно за ярлом следует. К нему не подступиться. Весь Альфборг на ушах.

— Так что же делать? — прошептал Гутторм. — Возвращаться нельзя. Оставаться — смерти подобно.

Карк повернулся к огню, его профиль показался острым и жестким на фоне пламени.

— Ждать. Он не останется здесь навечно. Его дело — дипломатия. А она, судя по пиру, удалась. Скоро он попрет обратно хвастаться успехом перед Бьёрном. Вот тогда мы и настигнем его. В открытом море или на берегу — не важно. Главное — подальше от стен Альфборга и глаз Ульрика.

Он помолчал, вглядываясь в огонь.

— Что до их договора… Его нужно сорвать. Растоптать. Посеять такое недоверие, чтобы даже память о союзе вызывала рвоту. Сигурд прав — сильный союз Бьёрна и Ульрика станет нам костью в горле. Этого нельзя допустить. Придется проявить изобретательность.

В его голосе прозвучала хищная усмешка.

— У нас есть время подумать. А у них… у них есть время умереть.

* * *

Вода в заливе была черной и неподвижной, словно расплавленный обсидиан. Лишь в одном месте ее гладь разрывало оранжевое пламя. Горящая ладья Эйнара медленно дрейфовала в сторону открытого моря, уносимая тихим течением. Ее корпус уже был объят огнем, мачта рухнула, рассыпавшись снопом искр. Это был костер воина, уходящего в последний путь.

Я стоял на берегу. Ледяной ветер с моря обжигал лицо. Или это был жар от костра? Не знаю. Внутри сидела пустота, холодная и звенящая, как лед в колодце.

Эйнар был грубым и угрюмым мужиком. Он вечно был чем-то недоволен. Старый морской волк. Он ныл, ворчал, проклинал меня, нашу миссию, этот карви… Но он был верен. Он потерял брата, но остался. Он выпил с нами тот проклятый мед, он пел с нами ту дурацкую песню. Он проливал вместе с нами свою кровь… Он стал своим.

А теперь он плыл в дыму и пламени к берегам Вальхаллы. Из-за стрелы, предназначенной мне.

Рядом, сжав кулаки, стоял Эйвинд. Его обычно веселое лицо было искажено маской немой ярости. Слезы гнева и горя текли по его щекам, он даже не пытался их смахнуть.

— Я найду их, Рюрик. Клянусь бородой Тора и острием моего ножа. Я найду этих трусов, что стреляют в спину. Я вырежу их сердца и скормлю воронам. За Эйнара. За его брата. За всех.

Я положил руку ему на плечо, чувствуя, как он дрожит.

— Мы сделаем это вместе, Эйвинд. Смерть нашего друга не останется без ответа.

Вокруг нас тесным кольцом стояла охрана, присланная Ульриком. Десяток угрюмых, бородатых воинов со щитами и топорами наголо. Погребальный костер им был не интересен, они вглядывались в темноту, на крыши домов, на очертания скал. Ярл приказал беречь меня как зеницу ока. И они берегли.

Я догадывался о том, кто мог стоять за этим покушением. Это могли быть люди Сигурда. Или… Торгнира — нового игрока…

Младший сын Ульрика страшно желал власти и видел во мне угрозу. Логика подсказывала обоих. Сигурд и так хотел моей смерти: там была масса мотивов. Торгнир же мог избавиться от меня и обвинить во всём брата. К тому же, без моего лечения, ярл долго не протянет, что сразу же развяжет руки его наследникам… Идеальное совпадение интересов.

Охрану усилили. Но я понимал — это лишь временная мера. Нужно было думать, действовать. Сидеть в осаде я не мог. Моя миссия была на грани срыва. И моя жизнь висела на волоске.

Лодка с телом Эйнара скрылась в ночи, оставив на воде лишь медленно гаснущие угли. Я повернулся и, сопровождаемый стражей, пошел назад, в лабиринт чужих и враждебных стен.

Мы шли к дому ярла, когда из-за угла главной улицы донеслись гневные голоса. Эйвинд мгновенно насторожился, его рука легла на рукоять ножа. Стража сомкнулась вокруг нас теснее.

За поворотом, посреди улицы, стояли Лейф и Торгнир. Они были похожи на двух разъяренных быков, готовых сцепиться в смертельной схватке.

— Это твоих рук дело, змея! — гремел Лейф, его мощная грудь ходила ходуном. Он стоял, вцепившись в рукоять своего