Генеральный попаданец 5 - Ал Коруд

Еще с ним приехали два молчаливых типа в гражданке. Один из них полковник Квасников. В 1943 году он прилетел в США и на месте руководил сбором информации об американской ядерной программе.

Потом до своего увольнения служил в научно-технической разведке, курировал создание советской атомной бомбы. Сейчас состоит на службе у Питовранова, как носитель сверхсекретной информации. И в Информбюро попал из-за профиля работы. Третьим был легендарный академик Харитон. Тема разговора его, видимо, несколько удивляла, он больше отмалчивался, давая технические пояснения. Я же сидел и тихо офигевал от услышанного.

— В ноябре 1944 года в ГРУ поступило донесение, в котором речь шла о подготовке в Тюрингии под контролем СС испытания нового оружия большой разрушительной силы. О сроках испытаний или конструкции этих бомб не сообщалось. Доложили «наверх»: — «В последние месяцы наши источники неоднократно утверждают в своих донесениях о лихорадочных усилиях немцев испытать все более мощное оружие и средства его доставки к цели. Предположительно именно эти эксперименты представляют собой попытку немцев провести испытания атомной бомбы, о существовании которой у нас до сих пор были лишь неполные, отрывочные данные».

В марте 1945 на стол Сталина лег доклад ГРУ, в котором рассказывается о «двух мощных взрывах», произведенных в ночь 3 и 12 марта 1945 года, в результате которых «… на расстоянии 500–600 метров от эпицентра взрыва лежали сваленные деревья. Возведенные для испытаний укрепления и строения были разрушены. Военнопленные, находившиеся в месте взрыва, погибли, причем в ряде случаев от них не осталось следов. Другие военнопленные, находившиеся на некотором расстоянии от эпицентра взрыва, получили ожоги на лице и теле, степень которых зависела от расстояния их нахождения от центра…»

28 марта 1945 года с докладом ознакомился Курчатов. Он не был убежден, что немцы в самом деле провели испытания атомной бомбы. По его подсчетам, при взрыве атомной бомбы площадь разрушения должна была составить несколько квадратных километров, а не сотни квадратных метров. 30 марта 194. физик составляет тщательно взвешенный рукописный доклад, который передает Сталину. Единственная копия этого документа была направлена в адрес шефа ГРУ генерал-лейтенанта Ильичёва. Курчатов тут же запросил у него дополнительную информацию.

Сразу после окончания войны в Тюрингию по инициативе Курчатова направили небольшую экспедицию во главе с товарищем Флёровым, одним из лучших наших физиков. Однако в Ордруф — район предполагаемого атомного взрыва им добраться не удалось. Большую часть Тюрингии занимали американские войска. Только в июле, когда Германия была поделена на оккупационные зоны, сюда вошли советские войска. Нам неизвестно, смог ли товарищ Флёров провести на местности замеры радиационного фона, но уже в августе он был возвращен в Москву. Таким образом, вопрос — провели ли немцы атомное испытание, остался в то время без ответа.

Харитон мрачно добавил:

— Замеры состоялись, но тогда сослались на будто бы неудовлетворительную работу измерительной техники.

Я тут же встрепенулся:

— То есть радиация была?

— Скорее всего, да. Иначе бы все так резко не засекретили.

Гляжу на полковника. Тот пожимает плечами.

— Все было так засекречено, что сейчас без официального расследования концов не найдешь, товарищ Генеральный секретарь. Но мы нашли новую информацию.

Первухин достает из папки и зачитывает бумаги:

— У нас имеются воспоминания очевидцев. Их записали в 1962 году сотрудники службы безопасности ГДР. Одно из них принадлежит Вернер жительнице деревушки Ваксенбург, расположенной примерно в 4 километрах от полигона. По словам Вернер: «Около 21 часа 20 минут очень яркая, внутри красноватая, а снаружи желтоватая вспышка осветила местность. Тотчас же мы увидели поднимавшийся в воздух большой стройный столб, который был настолько светлым, что утром я сказала маме: — у окна можно было читать газету. И этот столб увеличивался кверху и выглядел, как большое дерево с листьями». Затем наблюдатели из Ваксенбурга ощутили сильный порыв ветра, после чего всё успокоилось.

Герр Ваксмут в 1944–45 годах работал в фирме по строительству шахт в Ордруфе. Он так описал события тех дней:

— «В послеобеденное время приехала грузовая автомашина с эсэсовцами. Нам дали задание погрузить всю древесину, какую только возможно. Затем на машине нас направили в Рёрензее, там работало несколько врачей СС, так как у многих жителей в этот день наблюдались головные боли и кровохаркание. Оказалось, что нам нужно было не туда, и нас тотчас же отвезли в поместье Рингхофен под Мюльбергом. Нам приказали сложить древесину в кучу на краю леса — примерно 12 на 12 метров и не более метра высотой. Для этого мы должны были надеть защитные формы. Между тем на краю леса мы увидели несколько куч сложенных трупов, видимо, бывших заключенных. У них совершенно отсутствовали волосы, местами не было и одежды, у многих кожа была покрыта волдырями, ожогами, из-под которых выступало мясо, у некоторых не было отдельных частей тела. Эсэсовцы и заключенные подносили трупы. Когда мы уложили первые шесть куч, в каждой из которых было примерно 50 трупов, древесину подожгли. Нас отвезли назад. В поместье нам велели снять защитные костюмы и одежду. Их сразу же сожгли люди из СС, а мы должны были помыться, после чего нам была выдана новая одежда и новые средства защиты. Один эсэсовец в высоком офицерском звании сказал мне, что накануне вечером он был свидетелем громадного пламени. Опробовали какое-то невиданное оружие, о чем будет теперь говорить весь мир, и мы, немцы, стали первыми. С нами работал один из русских военнопленных. Он сказал, что слышал, как один из тех расстрелянных бормотал: — 'Огромная молния… Огонь, многие сразу умерли мгновенно, раз их не было; многие валялись, все обожженные; многие ослепли. Скажите матери Олега Барто в Гурьеве».

Я нахмуриваю брови. Похоже, что меня к чему-то исподволь подводят.

— А конкретно, товарищи?

Квасников оглядывается на коллег и выдыхает:

— Есть сообщенная в советском плену группенфюрером СС Вернером Вехтером информация. Она строго настрого до сих пор засекречена. Извините, товарищ Генеральный секретарь, но мы бы и вам ее не доложили, если бы не вмешательства третьих лиц. Опираясь на его показания, можно сделать вывод, что принципиально проблема создания атомной бомбы в рейхе была решена уже в 1943 году, а к весне 1945 года был наработан необходимый боезапас в определенное количество изделий, а также средства доставки, причем имелись как