Поручик - Константин Константинович Костин

добровольческий легион СС? Так вот — лжеэкспедитор оказался из вторых. И если вы думаете, что он жил под чужой фамилией по поддельным документам — то черта с два вы угадали. В преступлениях нацисткого режима он оказался не замешан, честно отсидел и вышел на свободу с чистой совестью. Сейчас компетентные органы, в лице здешнего КГБ, то бишь Штабеза, как раз проверяют, точно ли не замешан и насколько чистая совесть у гражданина Ратовки. Уж больно лихие у него ухватки, это не говоря уж о тайнике с оружием, который нашли у него на квартире. Был там и эсэсовский кастет, тот самый, которым он приголубил сторожа, и несколько «вальтеров» и запас патронов — не для честных дел схрон, скажем прямо.

Схема убийства была проста: Ратовки переодевается в такой же плащ, как у сторожа — на случай, если кто-то заметит его, бродящим по территории, чтобы приняли за сторожа, и с пани Малиновкой это сработало — и ждет, пока сторож пойдет на обход склада. После чего убивает его ударом кастета в затылок. Ловкий тип, чего уж там…

Тело падает у ящиков, в которых удачно лежит стружка, а рядом, не менее удачно — лежат кирпичи, выпавшие из стены. Картина ясна: шел сторож, пьяный, упал, загорелась стружка, задохнулся в дыму. А если кто-то не поверит — пусть подумает, что кирпичом убило. Любил Ратовки все предусмотреть. Впрочем, мгновенную импровизацию он тоже уважал. Я уже говорил про ловкость?

Что делает Ратовки дальше? Поджигает стружку? Ага, щас. Он берет мешок, достает из него стакан и бутылку водки, прикладывает к ним ладони Чапырки, чтобы оставить отпечатки пальцев — и несет все это подтверждение того, что сторож действительно втихаря пил, в его личный шкафчик. Не забывая при этом притворяться пьяным сторожем. Ставит бутылку и стакан в ящик, закрывает его — и только потом возвращается к мертвому сторожу и разбивает керосиновую лампу. А потом перепрыгивает через забор и растворяется во тьме ночной.

Не забыть потом рассказать молодому милиционеру про то, что сторож любил выпить. И директору напомнить, чтобы не забыл рассказать то же самое. А если поручик засомневается — пусть директор покажет ему бутылку водки в шкафчике сторожа.

Дело сделано, как сказал слепой Пью.

Дело-то сделано, да молодой поручик не отстает. На рассказы про пьянство сторожа не реагирует, дело не закрывает, слоняется по заводу, странные вопросы задает… Конечно, он ничего не понял — хорошо быть взрослым в теле молодого, никто не заподозрит тебя в излишнем умище — но мало ли на что он может наткнуться?

Надо его отвлечь.

Возле дома, где жила семья Ласкорадов — оказывается, весь город в курсе, что я дружу с Ленкой, чертова деревня — Ратовки увидел парнишку с фотоаппаратом, выходившего из подъезда. И тут же родил план. Навешал юному пионеру на уши лапши о том, что девочку нужно спасать из грязных лап одного поручика, распутного — куда там Ржевскому. Навешал — и приболтал его сделать фотки, меня с Ленкой.

Не хочу даже думать, какие у него были ДРУГИЕ планы в отношении Ленки — идея с компрометирующими фото была чистой импровизацией — которые могли бы отвлечь меня от расследования…

Фото подействовали — и, кстати, на партийном собрании мне все же пришлось объясняться — от расследования меня отстранили, но узнать об этом гражданин экспедитор не успел. Зато узнал, что я вычислил фотографа. Который видел в лицо его, Ратовки.

Как он об этом узнал?

Юный пионер оказался той еще падлой: пока Любка пытала его своим бюстом, он промолчал о том, что «совершенно незнакомый дядька» оставил номер телефона, на случай, если появятся какие-то сложности, связанные с фотографиями. Спалиться Ратовки не боялся — маловероятно, что на пионерацци выйдут, а если выйдут и тот сдаст его — всегда можно отбояриться тем, что ты действительно беспокоился о моральном облике лемистанских школьниц и милиционеров. К убийству-то от фоточек — никаких подвязок.

Так вот, юная падла — за что ему досталось на пионерском собрании, так что мальчика теперь можно называть «юный бывший пионер» — тут же позвонил «совершенно незнакомому дядьке», которого только что сдал с потрохами, и слил ему уже Любку.

Слава богу, что с Любкой мы более или менее шифровались, никто не знал, что мы с ней… это самое… Нет, не в смысле «это самое», а в смысле — это самое! Общаемся! 7В общем — повезло. По описание Ратовки Любку не узнал, но сообразил, откуда ветер дует и решил, что терапевтическими методами настырного Челковки не остановить. Нужно резать, не дожидаясь перитонита.

Тут же родился план — выманить поручика в безлюдное место и пристрелить. Более удобного места, чем пляжик под моим домом он не нашел — звук выстрела уйдет в сторону озера, а возле дома его и не услышат.

Ратовки написал записку от женского имени — сообразил, падла, что, раз у меня есть какая-то доверенная девчонка, которую я послал колоть школьника, значит, она может меня вызвать на встречу — всучил его малышке, дал ей леденец и попросил отнести бумажку «пану поручику». А если тот спросит — от кого, то сказать — «от красивой тети».

И один лопух, нимало не сомневаясь, поперся на встречу с собственным убийцей…

Нашли бы мое тело с парой непредусмотренных изначальной конструкцией дырок в организме, я думаю, ночные купальщицы, когда Ратовки давно свинтил бы из города.

Но мне повезло.

Нет, я выстрелить не успел. Мне повезло с соседом.

Товарищ Корморан.

Старик со своего места видел, кто спускается по тропинке к пляжу. Видел и какого-то незнакомого мужика. А вот никаких девушек — не видел. Отчего несколько удивился, когда рассмотрел меня, бодро шагающего к тому самому пляжу. На котором никаких девушек нет, а я ведь сказал, что иду на встречу с девушкой. На которую мен вызвали запиской. Корморан нюхом почуял неладное — что значит, ветеран войны, железные люди — и долго не размышлял. Если на пляже меня действительно ждет девушка — извинится и уйдет. А если меня там ждет засада — огневая поддержка лишней не будет.

Товарищ Корморан взял свой наградной «вальтер» и отправился следом за мной.

Выстрелить первым он не успел — годы, даже Натаниель Бампо, Кожаный Чулок к старости завалил пуму только со второго выстрела — зато успел прострелить руку Ратовки, когда тот собрался добить меня окончательно. От первого выстрела я все же увернулся, что не