"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Лайонс Дженн

Мне трудно по-настоящему жалеть Джеффа. В конце концов, передо мной тот самый человек, что однажды пригрозил выложить на Reddit Афинину обнаженку, если она не поддержит его в споре с тем рецензентом Locus. Но в его глазах сквозят правда и боль. Афина всегда считала свои деяния подарком. Дистилляцией травмы во что-то вечное. «Дайте мне ваши синяки и ссадины, — говаривала она, — и я верну вам бриллиант».

Только ее никогда не заботило, что, когда арт-объект сотворен, а личное выставлено напоказ, боль все равно остается.

Внезапно мой взгляд устремляется к окну. Дыхание обрывается, а руки судорожно сжимают салфетку, прежде чем мозг улавливает то, что я вижу: Афина, с рассыпанными по плечам темными локонами, закутанная все в ту же изумрудную шаль, что была на ней в вечер выхода моей книги. Глаза светятся недобрым весельем. Ягодный рот темнеет пунцовой дырой. Она смеется, она язвит над нами с Джеффом.

И поднимает руку, чтобы помахать.

Я моргаю, и все исчезает.

— С тобой все в порядке? — Джефф полуоборачивается к тому, на что, как ему показалось, направлен мой взгляд. — Что там?

— Ничего, — остолбенело отвечаю я. — Просто… Извини. — И делаю глубокий вдох.

Окно пусто. Указать совершенно не на что, да еще и можно сойти за полоумную. У меня мелькает желание вскочить, броситься к двери и погнаться за этим видением по кварталу — ну а если там никого нет? Может, я просто схожу с ума?

Джефф бросает на меня сочувственный взгляд. С минуту длится тишина, а затем он, наклонясь вперед, говорит:

— Послушай, Джун. В моих советах ты, вероятно, не нуждаешься, но кто-то сказать тебе об этом должен. Займись чем-нибудь другим. Не надо… В смысле, просто выйди из ее тени. Оставь все это позади.

Совет, в общем-то, дельный. Похоже, сам Джефф это и пытается делать последние два года. В Twitter он отсутствует, так что о его делах слышно мало, но, судя по некоторым источникам, он зарабатывает приличные деньги сценариями для телевидения. На литературных съездах Джефф теперь не появляется. Его имя больше не каламбур, а скорее усталое упоминание. От пут Афины он, можно сказать, освободился.

Но Афина — основа любого скромного успеха, который я когда-либо возымела. Моя писательская карьера без нее пустой звук.

Кто я такая без Афины?

— Я пытаюсь, — говорю я тихо, чуть ли не вполголоса. — Просто… Не думаю, что она меня отпустит. И эти тролли, кем бы они ни были…

— Включи их в игнор, Джун. — Вид у Джеффа вконец усталый. — Просто отгородись, и все.

— То есть… мне даже не отвечать? Не пытаться что-нибудь высказывать?

— Что? — Он резко выпрямляется. — Конечно нет. С чего тебе…

— Да так. Просто посмотреть, чего им надо. Может, они захотят поговорить, пообсуждать, в смысле…

— И говорить не о чем!

Джефф кажется чрезмерно рассерженным; гораздо более, чем подразумевает такой ответ. Это слегка пугает. Интересно, что у него в голове; с какими призраками Афины ему приходится сражаться самому.

— Все в порядке, Джуни? Этот путь не ведет ни к чему хорошему. Просто оставь все это в покое, ей-богу. Не попускай безумцам.

— Хорошо, — говорю я с медленным вздохом. — Ты прав.

За неимением иных занятий я бесшумно допиваю свой чай. Джефф не заказал себе вообще ничего. Он без спроса оплачивает мой счет, а затем провожает меня на улицу. Пока мы стоим в ожидании моего такси, он бросает на меня взгляд — такой долгий, что приходит мысль, не собирается ли он предложить мне поехать к нему домой? На мгновение мне представляется, как бы мы переспали с Джеффри Карлино: плотская утеха взаимного раздевания, неистовая стимуляция частей тела. Общая травма сближает, не так ли? Разве мы оба не жертвы одной и той же самовлюбленной суки? Он, конечно, привлекателен, но настоящего приступа желания я не испытываю. Если с Джеффом и трахнуться, то только из соображений форс-мажора и ради нарратива, который бы родился из всей этой фантасмагории. И хотя сформулировать это сложно, но я знаю, что победительницей здесь вышла бы единственно Афина.

— Тогда, наверное, еще пересечемся? — говорю я. — Как-нибудь, при случае.

— При случае да. — Джефф смотрит на меня сверху вниз. — И… Джун?

— Ау?

— Все будет хорошо, — говорит он. — Такие вещи всегда кажутся концом света, когда происходят. Но это не так. Социальные сети — такой крошечный, замкнутый мирок. Как только закрываешь экран, всем становится наплевать. И ты делай так же, хорошо?

— Я… Ладно. Хорошо, Джефф. Спасибо.

Он кивает мне и направляется к автобусной остановке.

Может, я была излишне резка. Может быть, Джеффри Карлино не такой уж и гад. Может быть, он просто был молод, неуверен в себе и втянут в отношения, к которым не был готов. А Афина в самом деле причиняла ему нешуточную боль, ну а мы все поспешили его осудить потому, что он был богатым белым парнем, а Афина была Афиной.

Более того, Джефф — один из немногих на всей земле, кто тоже познал уникальность боли в попытках любить Афину Лю. И тщетность всего этого. Как Эхо, смотрящая на Нарцисса. Как Икар, несущийся прямо к солнцу, просто чтобы ощутить его тепло на своей коже.

22

Instagram Афины начинает подбрасывать мне посты по крайней мере раз в день. Это неизменно какие-нибудь диковинные снимки Афины, живой и здоровой, рядом с намеренно датированными предметами — например, свежим New Yorker или книгами, выпущенными после ее смерти. Иногда она подмигивает или машет рукой, дразня меня своей беззаботностью. Иногда ее лицо гротескно искажено: глаза выпучены, язык торчит наружу. Где-то она хватается за горло, скосив глаза в насмешке над своей смертью. А в конце непременно адресованная мне подпись:

«@JuniperSong, как дела?»

«Скучаешь по мне, @JuniperSong?»

Я пробую следовать совету Джеффа: отключаю учетную запись, а затем, поскольку все еще не могу удерживаться от просмотра фоток в перерывах между писаниями, покупаю сейф с таймером, где можно на день запирать свой телефон. Убежище я пытаюсь найти в своей работе. Но в словах, как это было раньше, потеряться уже не могу. Все мои счастливые воспоминания с Афиной теперь омрачены чувством вины, так что на память приходят только плохие — неловкие перепалки, пренебрежение со стороны общества, постоянные уколы ревности в глубине нутра. Об Афине, самозабвенно смеющейся при рассказе о моей пошатнувшейся карьере. Об Афине, умирающей на полу своей кухни, в то время как я безучастно стою рядом.

Афина снится мне каждую ночь. Я вижу ее в последние мгновения: распахнутые в панике глаза, терзающие кожу ногти; ноги, барабанящие по полу. Бессильная, беспомощная, безголосая в буквальном смысле. Она шевелит губами, силясь заставить меня понять. Но до слуха не долетает ничего, кроме ужасного натужного бульканья. Пока ее глаза не закатываются ко лбу, а конвульсии не превращаются в слабое, подсеченное подергивание.

Эти сны еще куда ни шло; хуже, когда она во сне возвращается к жизни. Там она волшебным образом оживает, но на этот раз она уже не такая, как прежде. В глазах сверкает жутковатый огнистый блеск, вся ярость подземного мира, и мстительный восторг искажает ее прекрасные черты, когда она вскакивает, раскидывает руки и хищно тянется к моей шее, чтобы воздать мне сторицей.

Иногда мое воображение разыгрывается посреди дня, и я убеждаю себя множеством способов, что Афина, вероятно, все еще жива. Гроб на похоронах был закрытый, ведь так? Удушье она могла симулировать, врачей «скорой» — подкупить. Все это могло быть одной грандиозной мистификацией, безумной рекламной кампанией для ее следующего проекта. Возможно, в любую минуту она выскочит из-за угла: «Бу-у-у! Попалась, Джуни!»

Но живые обременены телами. Они создают тени, отпечатки рук и ног. Лучше бы уж Афина была жива и меня преследовала, потому что тогда она оставляла бы следы — публичные разоблачения, нестыковки в нарративах, крупицы доказательств. Живые не могут произвольно появляться и исчезать. Им не по силам преследовать тебя на каждом шагу. Призрак же Афины прокрадывается в каждое мое мгновение бодрствования. Только мертвые могут так неизбывно, постоянно присутствовать.