Александр. Том 3 - Олеся Шеллина

указ — дело нехитрое, — задумчиво проговорил Раевский. — И не так затратно, если, допустим, обязать помещиков самих обеспечить своих крепостных всем необходимым и предоставить помещение. Проблема в учителях.

— И именно это меня останавливает, — я стиснул кулаки. — Вот прямо сейчас во всех приютах для сирот идёт усиленная подготовка старших ребят к нелёгкому труду учителей начальных классов. Этого, конечно, мало, но нам нужно хотя бы начать. А ещё проверять, чтобы среди учителей не затесался кто-то, окончивший иезуитскую школу.

— Может, проще закрыть? — тихо спросил Раевский.

— Закрыть, Коля, проще. А что мы этим мальчишкам дадим взамен? Так, они хотя бы грамоте, да языкам иностранным обучаются. Начальными науками овладеют. Чёрт! — и я ударил кулаком по луке седла. — Это как с полицейской реформой. Каждый государь или государыня, начиная с Петра Великого, пытались что-то сделать, да так и бросали на полпути. В итоге у нас в университетах из преподавателей своих с гулькин нос, а начальное образование практически отдано на откуп… — я замолчал, чтобы не выматериться, и лишь спустя полминуты выдохнул, — иезуитам. Не кому-нибудь, а именно, сука, иезуитам! — всё-таки я не сдержался. Бросив ещё один взгляд на играющих во дворе католической церкви мальчиков и на подозрительно косящегося на нас священника, я развернул Марса и поскакал прочь от Немецкой слободы.

Проезжая мимо одного огромного дома, даже не дома, а целой усадьбы, расположенной прямо в центре города, я увидел карету Ростопчина. Сам Фёдор Васильевич стоял возле ворот этой усадьбы и о чём-то ругался с Павлом Строгановым.

— Стой! — я поднял руку, и Бобров тут же остановил отряд.

Каким образом Боброву удалось передать команду скачущим впереди охранникам, для меня так и осталось загадкой. Но они на ходу развернулся коней и подъехали к нам. Я же спешился и подошёл к спорщикам. Они были так заняты друг другом, что даже не сразу меня заметили.

— А я говорю, что не будет здесь никакой таблички висеть, пока его величество указ не издаст, как именно назовётся моя экспедиция! — Строганов уже почти рычал, и это не слишком вязалось с его утончённой внешностью. — Я не собираюсь каждый раз отвлекаться, чтобы прибить новую табличку! Хватит пока номера дома и названия улицы!

— Паша, Христом богом прошу, повесь табличку, — Ростопчин сделал шаг в сторону молодого графа. — То, что ты старое подворье отдал городу под расположение коллегии иностранных дел в Москве, так — молодец, чего уж там. Но мы не знаем, когда её переименовывать будут! И будут ли вообще! А у меня до сих пор шея горит, так я по ней получил за эти проклятые таблички! И уши, которые уже слышать Сперанского не могли! Хорошо ещё, упырь этот в Петербург уехал.

— Слушал бы и слушал, — я воспользовался крохотной паузой и встрял в их диалог. — Такое служебное рвение весьма похвально.

Они обернулись и синхронно поклонились. Ага, значит, сразу заметили, но продолжали спорить по инерции.

— Фёдор Васильевич, бог с ней, с табличкой, тем более что скоро все коллегии и экспедиции всё равно будут по-другому называться. Да и дела у многих из них изменятся. Найдите лучше Архарова и приезжайте в Коломенский дворец. У меня есть одна идея, нам надо с вами её обсудить. И родилась эта идея, когда я во время сегодняшней прогулки решил срезать немного и чуть не увяз в каком-то переулке в снегу. Но это мы вместе с Николаем Петровичем обсудим. А пока у меня есть пара вопросов к Павлу Александровичу. — Сказал я, в ответ на их приветствие.

— Да, ваше величество, мы сей же час с Николаем Петровичем явимся, — Ростопчин коротко поклонился. Я краем глаза увидел, как он показал кулак Строганову. Скорее всего, он таким образом намекал, что если из-за Паши получит нагоняй, то лучше бы Паше не родиться.

— Ваше величество, какой у вас ко мне вопрос? — я даже не заметил, как Строганов материализовался возле меня.

— Паша, я понимаю, ты только начинаешь понемногу разбираться в делах, но всё же хочу задать вопрос. Почему я о таких вещах, как развод Наполеона, узнаю из письма тёщи, а не от тебя? Ты не знаешь об этом событии, от которого лихорадит уже всю Европу? — спросил я, жёстко глядя на него.

— Знаю, — Павел тяжело вздохнул. — Я как раз доклад готовил, когда Ростопчин со своей дурацкой табличкой прибежал. — Он снова вздохнул, а потом прямо посмотрел на меня. — Дело в том, кого именно хочет видеть Наполеон своей будущей женой. — Павел замялся, а потом быстро, чтобы не передумать, добавил. — Наполеон нуждается не только в родовитой жене, но и в сильном союзнике. Развод — это дело очень небыстрое. Он несколько лет точно займёт. А у вашего величества много незамужних юных сестёр…

— Что? — я пару раз моргнул. — Он с ума сошёл? Они же ещё совсем дети!

— Так я и говорю, развод — дело долгое. До того времени, как их с Жозефиной разведут, как бы её высочество Анна Павловна в возраст уже не вошла, — и Строганов развёл руками.

— Охренеть, — протянул я.

Почему-то эта мысль не посещала меня. А ведь она была очевидной. Но я думал про немецких принцесс, которых всегда было с избытком. Австрийские принцессы опять же. Ганноверские на тот случай, если Англия решит поиграться. Почему я не подумал про своих сестёр?

Да потому, Саша, ты не подумал, что Анне сейчас всего шесть лет! И ты её не далее как вчера, на плечах по дворцу таскал. Потому что решил провести немного времени с самыми младшими братьями и сёстрами, которые своего старшего брата обожали.

— Мне нужно подумать, — пробормотал я, направляясь к своему жеребцу.

— Ваше величество, — окликнул меня Павел. — Ко мне приходил Каподистрия со своими безумными идеями. Но, я подумал, может быть, у нас есть возможность, немного турок поприжать. Я завтра на докладе всё подробно изложу.

Я только кивнул и вскочил в седло. Дела накатывали как снежный ком, и все они были неотложными. И как мне выбраться из-под этой лавины без особых потерь, я пока плохо себе представляю. Но, хотя бы приведение в порядок нумерации домов в Москве завершилась.

— Домой, — я махнул рукой Боброву. —