Писатель: Назад в СССР 2 - Рафаэль Дамиров

— Мне тоже хочется, чтобы моя Надюха была счастлива. А так как мы с нею круглые сироты, то кроме нас самих, заботиться о нас некому. Деньги, которые я вручил Роберту, будущему главе семьи, не краденные, а заработанные. Я заключил с издательством договор на книгу и получил аванс. И я не хочу, чтобы Надежда, выходя замуж, не имела за душой ни гроша. Кстати, она тоже девушка работящая — костюмер в крупном столичном театре. Так что, думаю, составит отличную пару вашему сыну.

— Прекрасный ответ! — одобрила старуха.

И обстановка за столом сразу потеплела. Женская часть компании нарушила обет обоюдного молчания и принялась обсуждать что-то понятное только ей. Мы с будущим зятем тоже поговорили. Потом решили погулять по взморью, пока погода позволяет. Ранняя весна на Балтике чревата сюрпризами. Будущая свекровь Наденьки предложила нам надеть резиновые сапоги. У них с невесткой был одинаковый размер, а мне подобрали обувку покойного хозяина дома. Судя по ней, мужчина он был не хилый. В кого только сын уродился? Мы вышли со двора, пересекли шоссе и углубились в лесок, что рос вдоль пляжа. Мне было крайне занимательно наблюдать за всем происходящим. Вариантов то было всего два — либо очень скоро весь этот театр закончится, либо это настоящая любовь с первого взгляд… Вот и посмотрим.

Глава 9

Оказалось, что на берегу снимают кино. Весь песок был истоптан. От генератора, установленного на грузовике, тянулись кабели к громадным светильникам «юпитерам», которые сверкали как солнце, вокруг толпилась съемочная группа, торчала на кране камера и все это было направлено на двух человек, в длинных плащах-дождевиках и шляпах. Они стояли у самой кромки прибоя и отчаянно жестикулировали. Прежде мне стало бы любопытно, но я уже насмотрелся, как снимается кино, и потому сказал своим спутникам, что если им интересно, пусть смотрят, а я пойду по берегу прошвырнусь.

Наденька и Роберт были только рады. И не столько возможности поглазеть на киношников, сколько остаться вдвоем. Я это понял и потому не торопясь двинулся вдоль дюны, погрузившись в мысли о своей книге. Мне не терпелось вернуться домой, перепечатать написанное в гостинице и продолжить. Пронизывающий морской ветер, истошные вопли чаек, скрип песка под подошвами сапог, вкрадчивый шорох прибоя — все это настраивало на творческий лад. В одном кармане пиджака у меня лежала записная книжка, а в другом — авторучка. Я вынул и то и другое, уселся на валун, что лежал здесь, видимо, еще с ледникового периода, и принялся быстро чиркать в блокноте:

«Самым последним, обязательным утренним действом, было накладывание грима. Он стал прибегать к нему пятнадцать лет назад, чтобы не нервировать лишний раз соседей, каждый раз отводя этому занятию все больше времени. Ведь не так-то просто превратиться из полного жизни, здорового, как зубр, мужчины в этакого моложавого старичка-бодрячка. Лучше всего подошла бы маска из латекса, а поверх седой парик, но масок Савелий опасался, зная, что они имеют отвратительное свойство прирастать к лицу. Волосы он красил басмой, и то только для того, чтобы выглядеть крашеным. Труднее всего было с морщинами и мешками под глазами, но с годами он все более и более искусно наводил желтые тени под веками, морщины в уголках глаз, а гладкие тугие щеки так ловко румянил, что со стороны выглядел жалким старикашкой, тщетно старающимся казаться в глазах окружающих, лет на десять, моложе. Спасибо, второй студии МХТ, где он занимался, когда еще испытывал интерес к закулисной стороне действительности…»

— Артемий Трифонович, — послышался голос Лиепиньша. — Ехать пора.

Я поднял голову и увидел, что парочка моих новоявленных родственников стоит рядом. При этом кузина смущенно улыбается и прячет лицо, утыкаясь в плечо суженого. Я взглянул на часы. Присвистнул. Дело-то уже к вечеру! Неужто я столько времени просидел на этой каменюке, исписав при этом полблокнота⁈ Мы пошли к леску, а оттуда — к дому вдовы Лиепене. Мэнээс принялся заводить свой тарантас, а мы с Надюхой зашли в дом, переобуться и попрощаться с Илзе Робертовной. Будущая свекровь пожала мне руку сухими старушечьими пальцами, а без пяти минут невестку — расцеловала. На глаза ее при этом выступили слезы.

Выйдя из дому, мы с родственницей уселись в авто и покатили в аэропорт. Жених и невеста всю дорогу щебетали. У них вдруг оказалась масса общих тем для разговоров. Мне даже завидно стало. По хорошему. Честно говоря, не верилось, что я вернусь в столицу один. Я ожидал, что этакий сюрпизик обязательно еще всплывет, но нет. Не то что бы Наденька мне сильно мешала, но меня все время не отпускала тревога — мало ли какой она финт выкинет! Пусть о ней теперь муж беспокоится и свекровь. «Запорожец» вкатил на стоянку у аэровокзала. Пришло время и нам прощаться. Кузина кинулась обнимать меня и орошать слезами. Начинающий зять протянул потную от волнения ладонь.

— Ну вы… Давайте там, — пробормотал я. — Телеграфируйте насчет свадьбы…

— Вот номер моего городского телефона, — сунул мне Роберт бумажку. — Звоните!

Я хлопнул его по плечу, отобрал чемодан и потопал в зал регистрации вылетов. Через полчаса я сидел в знакомом мне салоне «Ту-104». Мне снова досталось место за столом, а кресло рядом пустовало. Второй билет я не сдал. Самолет, посвистывая движками, пополз на рулежку. Еще перед тем, как сдать чемодан, я вынул из него бумагу. Чего даром время терять! Сначала аккуратно переписал все, что начеркал в блокноте, сидя на шершавом и холодном ледниковом валуне, а потом продолжил:

«Вероятно, окружающие Савелия люди — главным образом друзья и сослуживцы, потому что родных у него не осталось еще с шестнадцатого — замечали, что он выглядит необычайно молодо для своих лет, но, видимо, относили это на счет его увлечения физкультурой. Савелий и впрямь не расставался с гантелями, боксерскими перчатками и велосипедом, и, наверно, был одним из первых русских, кто освоил экзотическую китайскую борьбу ушу. Женщины, до которых он поначалу был чрезвычайно падок, и с кем расставался легко и скоро, само собой никогда не жаловались на его здоровье и мужскую силу. Первой, кто заметил, что медленно, но верно стареет рядом с ним — по-прежнему юношески свежим — была Лидия.