Сын на отца - Герман Иванович Романов

ты в Москве, хотя тебя по заморским странам ловят, то решил супротив отца выступить людно, купно и оружно. Ну да — у нас в Первопрестольной царя Петра сильно недолюбливают, и дворяне, и пастыри, а также весь посадский и черный люд. Ох, грядет смута великая, и кровь рекой прольется…

— Так ее немало пролилось — одних стрельцов вокруг Кремля повесили сотни на корм воронам, а еще большему числу головы отсекли. Да и сейчас пять мест в городе, где останки несчастных лежат, смерть свою принявших в мучениях лютых, а все на эти казни смотрят ежедневно, когда мимо проходят. В погост Москву превратили — видимо, у царя Петра Алексеевича доводов для подданных не осталось иных, кроме топора, плахи, колеса и кнута. Чрезмерно жесток мой «родитель», коего в народе антихристом называют, и отнюдь не облыжно.

— Не тебе отца судить, царевич. Помни что сказано — не суди, да не судим будешь!

— А я и не сужу его, кузина, я его обвиняю! В том, что скверну еретическую на русские земли принес и над православной верой надругался! Обвиняю в том, что народа сгубил без всякой вины многие тысячи, а еще больше сгибли на строительстве Петербурга в болотах тамошних — стон по всей земли русской идет! И ты, Анастасия Федоровна ничего этого не видела?! Сладко ела и пила, пока твой свекор топором да мучениями народ изводил — ты этого не видела?!

Алексей не кричал, но говорил с такой лютой злобой в голосе, что княгиня сникла и первой отвела взгляд. А вот дочь смотрела на него широко открытыми глазами, в которых сероватой синью плескалось непонятно что — то ли кипяток омерзения или ненависти, то ли сладкая патока восторга и обожания от лицезрения кумира.

— И может ли считаться отцом тот, что клялся Божьим именем, что простил меня и не причинит мне ничего худого, но стоило мне заехать на русские земли, как от слов отрекся, и стали меня пытками пугать, порчу навели, да зельем опоили. Я от смерти бежал и дрался со шпагой в руке, и поверь, кузина, живот положу — но безобразия схизматиков и их ересей на русских землях не допущу!

За себя отместку делать не буду, но вот за матушку, которую без вины в монастырь засадили, возмездие будет неминуемое! Как и за те многие десятки тысяч людей, которых угробили по его указам!

— Кто я такая, чтоб в вашу распрю встревать?! Сами решайте…

Княгине явно не понравились его слова, но вот дерзости у нее изрядно поубавилось, хотя по возрасту в матери царевичу годилась — далеко за сороковник. Почувствовала силу и отступила, не стала перечить. Тем более сама прекрасно понимала, что и муж ее не безгрешен, сам людей пытал и казнил. А про свекра Федора Юрьевича и говорить не приходиться — одно его имя в дикий ужас москвичей вгоняло.

— Да и не отец он мне — природный родитель не ведет себя так, а у него душу подменили, и вместо молитвы вином заливаются, боятся предстать перед судом всевышним. Твой муж хоть и казнит людей, но за дело радеет и не ворует, как вся эта шайка, что вокруг царя в комплот собралась. Крадут все, до чего ручонки блудливые дотянутся, всех обирают. И не говори мне, что в Петербурге все кругом нравственны зело, добродушны и честны, Алексашка Меншиков последнюю копейку на флот истратил, всю мошну растряс, и на паперть ходит подаяние просить.

Княжна Екатерина фыркнула, и прикрыла рот ладошкой, чтобы задержать рвущийся смех — видимо девица хорошо ведала про «забавы» княжеские, и про «облико морале» сподвижников царских. Мать на нее посмотрела строго, но ничего не сказала.

Как говорится — крыть нечем!

— Да есть еще царица Екатерина Алексеевна, достойный пример супруги русского царя. Нравственности выдающейся, целый драгунский полк это удостоверил, как некий фельдмаршал со «светлейшим» князем. Разве настоящий царь возьмет прожженную шлюху в жены?!

— Царевич, тут моя дочь! Нельзя говорить такие непристойные слова при девицах! Даже если это правда!

Княгиня побагровела, а дочка стала пунцовой как роза. Однако, судя по бойким глазам, историю эту знала великолепно, потому что отнюдь не смутилась. Наоборот, всем своим видом показала полную солидарность.

— Простите, но истина не становится ложью, даже если ее выражают такими словами. Только прохиндеи и схизматики не ценят женской добродетели и девичьей чести, а пользуются объедками, как свиньи, что из лохани поедают всякую гадость.

После его слов дружно фыркнули обе Ромодановские, но тут же потупились как примерные школьницы на педсовете.

«Да уж — а ведь в семействе княжеском свои „скелеты в шкафу“! Оказывается ни царь, ни его избранница из-под обозной телеги, популярностью и уважением не пользуются. Да и по случайным оговоркам княгиню спокойно можно на дыбу вздернуть. А ведь муж и жена одна са…, плоть и дух у них заедино, как говорят.

Хм, ведь не встрянет князь-кесарь, видимость приличий соблюдать будет. В Москве пока к нему лишь настороженно относятся — боятся, но не любят, папашу его даже после смерти побаиваются. На этом сыграть можно, если я их привечу, и князя освобожу от казней, то репутация семьи резко поправится. Надо только подумать, как все правильно провернуть — не страхом ведь людей держать нужно».

— Подменили царя, всего и дел — опоить и порчу навести недолго, и человек враз иным станет, и вера для него пустой звук, а церковь дом постылый. А тогда христианин ли православный перед нами, вот в чем вопрос?! А царь без креста в душе, без доброты и ласки к людям, а токмо в звериной жестокости, и не самодержец вовсе!

Ответа ему не последовало — и мать, и дочь словно застыли в своих креслах. Алексей поднялся и быстро вышел из комнаты…

Глава 3

— Да, и представить не мог, что такой «наперсток» летит вдвое дальше и втрое точнее. Но мишени сами за себя говорят, — Алексей в задумчивости посмотрел на щиты из досок, представлявшие из себя то человека в полный рост, то всадника на коне. Все они имели характерные вмятины от попаданий, причем зачастую глубокие — свинец из них приходилось выковыривать, тот был слишком ценен.

Бывшие дезертиры и охотники, составившие его Лейб-Кампанию, за несколько недель интенсивной подготовки превратились в хватких и умелых егерей, умеющих как долго ходить по лесу и передвигаться по нему бегом на лыжах, хорошо маскироваться в зарослях и снегу, так и наловчились прилично