Дневник времён заразы - Яцек Пекара

— Вы имели случай познакомиться, мастер Маддердин, как нам донесли, с одним человеком, новым в городе аптекарем, Йонатаном Баумом, — наконец сказал он.

— Совершенно верно. Так и было, — ответил я.

Я не стал объяснять, при каких обстоятельствах мы познакомились, так как догадывался, а в сущности, был уверен, что лекари прекрасно знают историю этого знакомства. Как, вероятно, знает ее и пол-Вейльбурга. А знал бы ее, наверное, и весь Вейльбург, если бы не то, что большая часть жителей занималась уже в основном кашлюхой и другие дела их не волновали. Не столько, впрочем, они занимались самой болезнью, сколько постоянными разговорами о ней.

— Магистр Маддердин, скажу откровенно от имени всех вейльбургских лекарей, что из того, что мы слышим, из того, что мы видим, и из того, что мы предвидим, этот Баум доставит нам всем очень много хлопот.

Ну-ну, значит, у моего бывшего узника и собутыльника были противники не только в собственном цехе, но и среди медиков. И настолько решительные, что пришли жаловаться инквизиторам. Впрочем, как я полагал, дело было не только в жалобе. Но, разумеется, чего именно они хотят, я узнаю через мгновение.

— Однако городской совет выдал ему лицензию на ведение аптеки, — сказал я.

— И неизвестно, зачем! — Пуффмейстер развел руками. — Хватит нам этих аптек и аптекарей столько, сколько у нас сейчас в нашем маленьком Вейльбурге. Что мы, Кобленц? Энгельштадт? Хез-Хезрон? И так наказание Божье с этими аптекарями, а теперь еще одного нам дали на мучение…

— И богатого, к тому же. — Крумм выставил перед собой худой, узловатый палец. — О, какой это каменный дом он себе купил, негодяй, тот, что со львами… Людям в глаза бросает богатством.

— Богатеть — дело, угодное Господу, — сказал я. — Ибо Писание говорит, что житницы человека праведного наполнены будут обильно всякими благами.

— Да пусть у него будет что угодно, и пусть он этим подавится, — великодушно заметил Пуффмейстер и махнул рукой. — Не в этом дело, а в том, что, во-первых, он мог бы богатеть в другом городе, а во-вторых, почему он должен отбирать заработок у нас, бедняжек, которые и так еле сводят концы с концами?

— И какая на нас лежит ответственность, — гробовым голосом вставил Крумм.

Что ж, глядя на бархат, в который они были одеты, и на золотые перстни на их пальцах, я полагал, что это сведение концов с концами не дается им уж так трудно. А что до ответственности, то наши лекари чаще всего считали, что если пациент выздоровел, то это их заслуга, а если же умер, то это ни в коем случае не их вина, а лишь означает, что так хотел Бог. А с Божьими судами ведь нет смысла спорить, а даже такая дискуссия могла бы быть сочтена за грех.

— В чем конкретно провинился перед вами Баум и почему вы приходите с этой проблемой ко мне, а не к городскому совету? — Я на мгновение замялся. — Ах да, у членов совета вы уже были… — догадался я.

— Были, были, — пробормотал Пуффмейстер. — Нас выслушали, не спорю… и объявили, что совет займется нашей жалобой.

— То есть? — Я нахмурил брови.

— Магистр Маддердин, не будем обманывать себя, пройдут целые недели, прежде чем совет, выслушав стороны и проведя расследование, что-либо объявит.

— Или и не объявит, — вставил Крумм.

— В нашу пользу.

— Или не в нашу, — снова отозвался Крумм.

— А нам нужны решения немедленно, потому что, если можно провести медицинское сравнение, то вызванная болезнью боль терзает нас сейчас, и лекарство, эту боль утоляющее, нужно нам немедленно, а данное через несколько месяцев пригодится нам, как мертвому припарка…

Действительно, я знал, что городские советы, не только, впрочем, в Вейльбурге, часто старались не торопиться с вынесением приговоров, надеясь во многих случаях, что дело разрешится само собой, прежде чем придется принимать решение.

— В чем вы обвиняете Баума? — спросил я.

— Он начал продавать сироп, — пояснил Пуффмейстер, — о котором лживо заявляет, что он лечит кашлюху!

— Баум говорил, что этот сироп лечит болезнь? — Я внимательно посмотрел на медика. — Вы лично слышали это из его уст?

Пуффмейстер замялся, смутился и растерялся.

— Сам-то он так не говорил, — неохотно пояснил он. — Но его зазывалы так кричат на улицах.

— И никто теперь не хочет приходить к нам за советом. И не покупает лекарств, которые мы сами приготовили! — развел руками Крумм.

— А эти ваши лекарства лечат? — спросил я.

— Всякое лекарство лечит, — с серьезностью ответил Крумм. — Если не то, что должно лечить, то уж точно что-нибудь другое.

— Верно, — ответил я. — Но лечат ли они кашлюху?

Пуффмейстер почесал щеку и беспокойно зыркнул. Очевидно, ему не очень улыбалось говорить правду, и он немного боялся солгать.

— Мы еще слишком мало знаем о последствиях длительного лечения, чтобы могли дать исчерпывающий ответ, — наконец гладко выкрутился он.

— То есть не лечат, — заключил я и поднял руку, когда медик хотел что-то ответить. — Значит, вы квиты, потому что сироп Баума тоже саму болезнь не лечит, но, как мне донесли, по крайней мере, смягчает кашель и уменьшает боль.

— А теперь он вдобавок начал продавать напиток в своей аптеке, — развел руками Пуффмейстер.

— Напиток, — повторил я и тут же вспомнил разговор с аптекарем.

— Как будто аптека — это какая-то винная лавка. Захудалый трактир, — рыкнул Крумм.

— Назвал он ее «Вкусная вода Баума», и в эту жару люди выстраиваются в длинные очереди к его аптеке. Недостойно, чтобы в месте, где должны продаваться лекарства, рекомендованные выдающимися медиками, продавали какой-то напиток!

— Вдобавок эта его вода очень вкусная! — с возмущением воскликнул Крумм.

— И действительно утоляет жажду, — с сожалением вздохнул Пуффмейстер, наливая себе в кружку очередную порцию кваса.

— Хотя скажу вам также, что вскоре после этого ее снова охотно бы выпил, такой у нее странный вкус. — Крумм покачал головой.

— Может, Баум наложил на нее какое-то заклятие, — пробормотал Пуффмейстер и нахмурил брови.

— Оставим в покое колдовство и заклятия, — приказал я.

В трапезную вошла Хельция, неся поднос с абрикосовым пирогом и тарелки.

— Боже мой, какой аромат, — растрогался Пуффмейстер. — Матушка моя, Царствие ей Небесное, тоже такой пирог нам пекла. Приходилось за детьми следить, чтобы сразу все не сожрали…

Даже мрачный Крумм улыбнулся, увидев пирог, густо усыпанный сочными, солнечными абрикосами.

— Моя родительница обычно пекла вишневый пирог, — вспомнил он.

— Только оставьте что-нибудь, а не все съедайте, — предостерегла Хельция, выходя.

— Не стесняйтесь, господа, — сказал я. — И кушайте на здоровье. Если понадобится, Хельция испечет еще.

Пуффмейстер и Крумм отрезали себе по солидному куску