Шарлатан 3 - Квинтус Номен

резиновых шлангов: почему-то этот пункт при планировании производства кто-то упустил), но я даже голову себе по этому поводу напрягать не стал, а запрос отправил в правление КБО. Есть же люди, которые такие вопросы по должности решать должны – вот пусть они и решают. А я займусь все-таки учебой.

Учиться мне было интересно, и даже не потому, что я узнавал что-то «хорошо забытое старое». Я узнавал новых людей, а студенты, оказывается, сейчас были совершенно иными, чем в семидесятых. И мотивации у них были другими: учились они реально изо всех сил. Но при этом каждый буквально смотрел, как другие рядом учатся – и если у соседа возникали трудности, этот каждый сразу старался соседу помочь. Не потому что тот попросил, а потому что так надо!

Причем речь не только о трудностях в освоении каких-то предметов, материальные трудности тоже принимались во внимание. Но опять-таки «не так»: разовую помощь рублем оказать, конечно, почти все могли, но если проблема была постоянной, то соседи помогали товарищу подработку найти и даже вместе с ним работать шли. Но не для того, чтобы потом бедолаге деньги отдать, тут каждый все же для себя работал и зарабатывал. А чтобы личным примером показать, что «такая подработка – это нормально и не стыдно». Конечно, разные подработки бывают, но когда целая бригада из пяти человек отправилась на чистку затопленного канализационного колодца – такое внушает уважение…

А еще в университете вероятно каждый студент и преподаватель был в курсе, что у меня-то как раз материальных проблем нет – но вот ко мне за такой помощью никто вообще ни разу не обращался, даже полтинника на трамвай не просил никто. И я где-то в начале октября поинтересовался у комсорга (да, в комсомол меня с такой рекомендацией вообще за пару минут приняли, ни о чем вообще не спрашивая), почему меня в этом вопросе студенты сторонятся: я же вроде на сволочь жадную не похож и людям помощь оказать мне нетрудно. Но ответ меня удивил:

– Знаешь, Вовка, мы все знаем, что деньги-то у тебя всегда есть. Но тут дело такое: ты ведь денег дашь, а потом обратно не возьмешь, а это, как ни крути, неправильно. Но раз у тебя машина есть… мы тут иногда по деревням за продуктами ездим, и если тебе будет нетрудно от вокзала к общаге мешки подвезти…

– Не вопрос, только вы меня все же заранее предупреждайте, хотя бы за день. А то меня, бывает, по разным делам в очень далекие места вызывают – а там-то отказаться точно не получается…

И оказалось, что в этом я был прав: первого ноября вечером мне позвонили, и очень знакомый голос сказал:

– Товарищ Шарлатан, я прочитал вашу записку. И у меня возникло несколько вопросов, а еще вопросы возникли у товарища Шкирятова, который ее прямо сейчас читает. Вас не затруднит посетить нас завтра, часикам к двум пополудни?

На такие просьбы как-то отвечать отказом было у нас в стране не принято, а до Москвы лететь было вообще всего полтора часа. Так что я позвонил на аэродром и попросил Вальку выгладить мне пиджак и брюки: все же в мятом в Москву как-то неудобно лететь. А рано утром на своем «Капитане» выехал на аэродром двадцать первого завода, не забыв прихватить и полученную вчера копию финотчета КБО. С положительным уже сальдо наличных счетов…

Глава 7

Напрягать Вальку потребовалось потому, что за лето я вырос больше чем на десять сантиметров и Надюхе пришлось снова мне новый костюм шить. То есть она сама решила, что «в университет тебе в штанах со штанинами чуть ниже колен ходить неприлично» и костюмчик сшила слегка «на вырост», то есть и рукава у пиждака, и штанины оказались сантиметров на десять длиннее, чем это считалось нормальным в приличном советском обществе. Ну я его в ближайшем ателье по фигуре-то подогнал, однако в университет в нем не ходил и он так и провалялся свернутым в том же виде, что я его домой из ателье принес. И, как выяснилось, изрядно помялся и замялся в самых неожиданных местах, но Валька его буквально за пять минут в порядок привела. Потому что электрический утюг – он куда как удобнее чугунного угольного, а заказанная мною на одном из заводов гладильная доска вообще сделала глажку не тяжелым трудом, а почти что развлечением. Потому, что в доске и своя розетка для втыкания утюга имелась (со своим шнуром, втыкаемым в розетку уже на стене, и подставка для самого утюга, и даже решетчатая емкость для «брызгалки», которая входила в комплект устройства. Правда, стоила такая доска со всеми прибамбасами почти двести рублей, но – к некоторому удивлению финансистов КБО – ее народ раскупал довольно быстро. То есть поначалу на этом заводике изготовили таких досок штук пятьдесят, для меня (как «конструктора», и для всех работавших в бухгалтерии дам), а некоторый излишек (так как делали их «с запасом») просто отдали в магазин – и уже со следующей недели их выпускали уже по полсотни в сутки. Сначала бухгалтера имели в виду их и в столицу с Ленинградом тоже продавать возить, но пока товар дальше Владимира, Костромы и Рязани не доезжал, все разбирали буквально и там, а зачем возить дальше-то? Заводик пока что увеличить производство возможности не имел…

А я поехал в идеально отглаженном костюме, на который нацепил только две награды: медаль Сталинского лауреата и Золотую Звезду. Честно говоря, и их я надевать не хотел, но по положению их нужно было «носить всегда», а в присутствии товарища Сталина нарушать мне что-то не хотелось. Да и Валька сказала, что с этими двумя наградами я выгляжу даже солиднее, чем весь увешанный на манер новогодней елки.

На аэродроме в Монино меня опять встретила Светлана Андреевна и на том же сине-голубом автомобиле куда-то меня повезла. В место, совершенно незнакомое: я в нынешней Москве ориентировался отвратительно, но все же сообразил, что едем мы точно не в Кремль. А судя по тому, что двигались мы по каким-то небольшим улочкам, вообще не в центр. Но ехали довольно долго, и наконец, заехали в двор небольшого двухэтажного дома через сплошные железные ворота, возле которых стояли мужчины «очень призывного возраста», изображавшие, скорее всего, дворников. По крайней мере у одного из них была метла, а рядом с другим к стене прислонилась лопата. Большая, чтобы