Башня времен. Заброска в советское детство - Анджей Б.

неожиданно раздавшийся звук, телефонная трель. Ту-ру-ру-ру-ру! Ту-ру-ру-ру-ру! Звучал звонок требовательно и как-то по-офисному, и сначала Жека подумал, что это где-то в помещении притаился стационарный телефонный аппарат. За пару секунд в голове родилась масса вопросов и предположений, остальные тоже притихли, завертели в недоумении головами.

Не завертел головой только всё тот же Акула.

Он замер на миг вместе со всеми, потом сунул руку в карман пиджака и вытащил серебристый прямоугольник мобилы. Взглянул на экран, привычно мазнул пальцем «ответить», приложил аппарат к уху.

Все замерли.

Глава 9

— Алло! — сказал Акула. — Алло!..

Ему что-то заговорили в трубку. Он слушал с удивлением и очевидной радостью. Остальные тоже прислушивались, но слышали только тихий звук голоса и, не способные ничего разобрать, смотрели на Акулу во все глаза.

— Алло! — крикнул Акула снова. — Палыч! Да погоди ты, Палыч, ёп-та… Да мы же с тобой уже… Алло! Алло…

Радость и оживление с лица коммерческого человека постепенно ушли. Он молча дослушал телефонного своего собеседника до конца, а когда далёкий голос умолк, выключил аппарат и медленно положил его на стол эмблемкой с укушенным яблоком кверху.

Таким акулу Жека здесь ещё не видел, тот был озадачен и растерян.

— Ну что там, блин? — не выдержал охранник Фёдор, мохнатые его брови нетерпеливо изогнулись. — Кто это был? Чего тебе там наговорили?

Акула посидел, схватил чашку, сердито позвенел там ложкой, отхлебнул, поставил обратно.

— Да в том и дело, что ни хера не сказали… Это старый разговор.

— Чего — старый разговор? — не понял Фёдор, да и никто не понял, Жека вот точно. — Ты толком давай объясни.

Денежный человек раздражённо отодвинулся от стола вместе со стулом. Жеке показалось, что сейчас он поднимется и пойдёт из кухни прочь, оставив всех сидеть тут и мучиться предположениями. Акула какое-то время посидел молчком, но уходить не стал.

— Это старый разговор, — повторил он, объясняя. — В смысле, прошлый, я его уже разговаривал, дня за два до того, как попасть сюда. И тот, кто мне звонил, он меня сейчас не слышал совсем. А повторял всё то же самое, что тогда, слово в слово.

Он замолчал задумчиво, отхлебнул ещё чаю.

— Фигня какая-то, — не поверил охранник Фёдор. — Почему ты так уверен, что разговор тот самый? Запомнил, что ли, дословно?

— Говорю же: тот самый, — ответил Акула раздражённо. — Там паузы были на месте моих тогдашних слов. А ещё у него там собака в том же самом месте загавкала — я, помню, тогда ещё не расслышал его, переспрашивал.

Фёдор не нашёлся, что на это возразить. Тогда к беседе неожиданно подключился Костя.

— Может, это запись была, — спросил он, и взгляд его из-под очков был непривычно ясным, внимательным.

— Может, и запись, — ответил человек-акула.

— Хотя странно, — продолжал человек-Костя, — тогда и твой голос должен был воспроизводиться, ты бы услышал… А о чём вы говорили-то? Может, это важно и имеет как раз значение?

Акула шевельнул губой.

— Да так, ничего особенно интересного. Палыч этот, хитрожопая скотинка, хотел с меня лишнего бабла поиметь. Ну и обломался, само собой.

Костя подождал, и все подождали, но деловая акула Стас вдаваться в подробности не намеревался. Тогда Николаич засобирал со стола тарелки и чашки, и на том разговор о звонке себя, стало на то похоже, исчерпал.

Жека взялся мыть посуду. Кухня уже опустела, а он всё складывал в сушилку тарелки, чистил металлической сеточкой сковороду, оттирал мочалкой внутренние кастрюльные бока. Ему нравилось занятие мытьё посуды, когда сваленное в кучу и грязное становится чистым и аккуратно разложенным по местам. Горячая и холодная вода поступали здесь по трубам, что приходили через стену из санузла, а там, протянутые вдоль стены, ныряли в потолок, как и трубы от батарей отопления. Откуда бралась вода там, наверху, было одной из загадок Башни.

За овальным столом в зале сидел один Акула, пялился в телефон, что-то нажимал. Жека вспомнил, что на его, Жекином телефоне — как, видимо, и на всех других здесь — время застыло на цифрах «0.00». Он воспринимал это не как двенадцать часов ночи, а как именно ноль, ничего, отсутствие времени как такового.

Остальных Жека нашёл в помещении с топчанами, спальне. Когда входил, услышал обрывок разговора.

— А дверь эта просто для психологического комфорта, скажем так, — говорил Костя. — Мы здесь и не заперты, кругом небо и воздух, а уйти всё равно никуда нельзя. В закрытом бункере без окон без дверей я бы, например, уже давно это… Никакие таблетки мне бы не помогли.

Костя и Фёдор сидели на соседних топчанах под боковой стеной. На топчане напротив лежал, примостив голову повыше на подушку и сложив руки на животе, Николаич. Одинокий топчан у стены напротив двери занял, видимо, Акула, покрывало там было сдвинуто и поперёк него валялось скомканное полотенце. Жеке остался топчан у двери, так себе место, ну да ладно. Кроме кроватей и тумбочек в комнате ничего не было. Полосатые обои тусклого оттенка, два прямоугольных светильника на потолке. Аскетичненько. Настольных ламп нет, книжку на ночь не почитаешь. Хотя тут и книжек нету.

Фёдор с человеком в очках Константином между тем продолжали свои разговоры. Беседовали они о тех местах, где всем им не повезло сейчас оказаться. Костя говорил о том, что если здесь несколько дней длится ночь, а потом, пропустив трое примерно суток, они наблюдают длящийся уже много часов день, то это, вполне может статься, не планета Земля. А если Земля, то в какой-то другой своей геологической, если даже не астрономической эпохе. Звучало это здраво и аргументировано, но охранного Фёдора, кажется, не убеждало. Тот что-то толковал про полярные области, а насчёт других планет скептически отмахивался, упирая на то, что все крупные планеты Солнечной системы с сутками, длящимися намного дольше земных — газовые гиганты. А если бы их забросило на планету с массой куда больше земной, то они там и шагу не могли бы ступить из-за силы тяжести. Для Жеки и это звучало аргументировано, но на этом месте он нечаянно задремал.

Подремать Жеке не дали: в комнату припёрся шумный человек-акула и стал всех агитировать идти всё-таки на холмы и посмотреть, что же там находится за ними. Он, громогласный и раздражающе энергичный, настаивал на том, что раз