Всемирная выставка в Петербурге - Марципана Конфитюр

жизнь жить, страдая и думая, что мог бы в царских палатах сейчас наслаждаться, а угол у Скороходовой нанимает... Всю жизнь будет думать, что будто его обокрали. Что царство похитили. Шапку Мономаха синей блузой заменили. А?

Больная не ответила.

— А, положим, что заявится он в царскую семью и его примут. Что хорошего? Нынче для царей кругом опасности. Нигилисты, будь они неладны, только и думают, как бы кого ещё извести-то из государей. Им, чай, покою не будет, узнают если, что тогда-то, в Петропавловке, царевич жив остался. Они свою кровавую работу ведь доделать захотят! А? Как считаете?

— Твоя правда, Варь, — вздохнула Ольга Саввишна. — Я так же рассуждала. Потому и молчала всю жизнь. А тут, видишь, решила, что конец мне, так подумала, что правду Мише знать надо...

— Да что с неё, с правды-то с той? Вы его, Ольга Саввишна, воспитали, да в люди вывели, значит, вы мать — в том и правда. А что царская кровь — так она от нецарской не больно-то отличается!

— Ну добро... Так и будем считать... Станем, Варя, жить по-прежнему. Даст Бог, вот стану на ноги, поженитесь, детишек заведёте... А про что я сказала — забудь. Ни к чему, в самом деле...

— Забуду.

Но забыть, конечно, было не так просто. О происхождении Михаила Варя думала теперь беспрерывно. Нынче к этому беспокойству добавилось и другое — куда он запропастился?

Когда Варя вышла от Ольги Саввишны, мысленно удивляясь своему невесть откуда возникшему красноречию, Миши так и не было — ни внутри больницы, ни где-либо возле неё.

Оставалось лишь ждать, что объявится сам, либо надеяться встретить его здесь же завтра. Если Миша не обнаружится к завтрашнему вечеру, придётся сходить к Скороходовой, расспросить, подумала Варя, надеясь, что этого делать ей всё-таки не придётся.

Впрочем, лучше к Скороходовой, чем если подтвердится опасение, что Мишина пропажа как-то связана с тем, что вчера Варя всё же сходила к жандармам и там рассказала про странного человека, преследовавшего её жениха, и назвала его адрес...

А что, если Миша пошёл-таки в Свято-Егорьевский? Позволил там каким-то подозрительным субъектам уболтать себя, сидел там, может, пил с ними... А тут как раз жандармы и нагрянули по Вариной наводке. Мошенников повязали заодно с ними...

Нет, такого быть не может!

Если даже повязали, то ведь быстро разберутся и отпустят!

Ведь не может быть так, чтоб Миша пострадал из-за неё! Не может, да ведь?..

Глава 15, В которой Николай Львович слушает Шаляпина и ест севрюжью уху.

Поручив Софье Зиночку, Николай Львович решился претворить в жизнь уже много дней вынашиваемый план. Для этого ему, правда, надо было ни много, ни мало как оказаться на противоположном конце России. Впрочем, благовидный предлог для этого — инспекция охранных отделений в Сибири — легко нашёлся, а с запуском Великого Сибирского пути и потратить-то на дорогу придётся всего шесть-семь дней в одну сторону.

На ведомственном поезде Николай Львович не поехал, хотя на нём было бы даже быстрее: боялся подрыва. Решил, что спокойнее будет отправиться на «Стреле Амура» — роскошном составе повышенной комфортабельности, который дважды в месяц отправлялся из столицы и шёл до самого Владивостока. В светском обществе Петербурга, кажется, не было уж ни единой души, кто не прокатился хоть самую малость на этой гордости русского паровождения, принадлежащей компании «Черепановъ, Черепановъ и французскiй капиталъ». Если петербургский дворянин и рисковал ехать к восточному фронтиру, в неизведанные земли Зауралья — то уж только на «Амурском».

Всё в этом поезде было по высшему классу: оборудование его, от самого котла и до щипцов для конфект в ресторанном вагоне выделялось роскошью среди всего нового и новизною среди роскошного. Можно сказать, «Стрела Амура» была передвижной постоянно действующей выставкой российских достижений: не зря и на Голодае ей отводилась отдельная часть Павильона железных дорог. Сообщение из поезда с городами происходило через беспроволочный телеграф Попова. С помощью него же при проезде в районе Первопрестольной в салон-вагоне давалась трансляция «Царя Салтана» Римского-Корсакова — прямиком из Большого театра, лишь динамик к уху приложи — и наслаждайся. О часах подачи оперы оповещали афиши, лежащие в каждой каюте — изысканно-витиеватые, кружевные, словно шуховские башни, они были отпечатаны новейшим и точнейшим орловским способом. То же относилось и к обеденным меню. Двери ресторана и салона открывалась без человека, при помощи одной элекросилы и с участием столетовского фотоэлемента. Водку подавали в специально изготовленных славяновских стаканах. Ну, а о такой мелочи, как лодыгинские лампы во всех вагонах, уж и говорить-то было нечего.

Публика в поезде подобралась тоже самая лучшая. В первый день поездки, пока «Стрела» шла Николаевской дорогой от столицы до столицы, министр свёл знакомство в салон-вагоне с весьма очаровательной компанией. Граф, ехавший в Подмосковье для продажи вишнёвого сада; статский советник, служивший при министерстве народного просвещения, и генерал-лейтенант от паромобильных войск пригласили Николая Львовича присоединиться к ним четвёртым для партии в вист, а, сыграв несколько роберов, разговорились. Всех интересовала будущая выставка.

— Немцы, говорят, погодную машину выставлять будут! Из неё по облакам палят словно из пушки. Нужен дождь — можно вызвать, а если не нужен — так прекратить можно. Только вроде как угля она ест много. И тяжелая, без рельсов не проедет.

— Да всё враки! Нет у них такой машины! Её только сочиняют — да не выходит. Чертежи привезут и муляж, вот и всё.

— А вот у англичан поинтереснее! Я слышал, они там изобрели агрегат для чистки ковров. Он всасывает пыль, как шприц — лекарство! Аппарат подвозят к дому, длинный шланг просовывают в окно и собирают всю пыль при помощи механической тяги. Подумать только! Говорят, с одной квартиры он может высосать до полуфунта пыли, а с особняка — и целый фунт!

— Совершенно бесполезная машина! Что в ней проку, если прислуга может убираться в доме и ежедневно, и совершенно бесшумно, и обходится дешевле, чем все эти пожирающие топливо английские штучки? Как по мне, так это просто механика ради механики! Инженерское безумие.

— Э, нет! Вот где инженерское безумие, так это у французов! Говорят, они изобрели и хотят представить паровую гильотину!

— Да вы что?!

— Да-да! Вы не ослышались. Кажется, после последней революции они окончательно посходили с ума. Сперва эти