Сумрачный гений князя Андрея - Августин Ангелов

пароход — товар подвезет, цена на хлеб упадет!», «Летать дирижабль мастера заставят, по воздуху быстро, как птицы, товары доставят!». Это был первый акт публичной просветительской пропаганды, попытка говорить с народом на его языке.

Успех был оглушительным. Простые горожане, ремесленники, мелкие торговцы ловили листки, как благую весть. Им новая техника казалась не «дьявольской гордыней», а надеждой на лучшую долю. На время народный гнев сменился любопытством и робкой надеждой.

Именно в этот момент наивысшего публичного триумфа и настигли Андрея самые тяжелые личные удары.

Первым стало предательство. Молодой офицер, которого он опекал, сын боевого полковника, признался во всем сам. Он пришел к Андрею ночью, в слезах, и упал на колени.

— Ваше сиятельство, они пригрозили моей матери! — рыдал юноша. — У нее долги, ее могли упечь в долговую яму! Голицын пообещал все покрыть, если я… если я буду сообщать о собраниях «Союза Аустерлица». Я не говорил ничего плохого о вас, клянусь! Только о том, кто приходит, о чем говорят в общем…

Андрей смотрел на него с ледяным спокойствием, но внутри все упало в душе. Это было хуже, чем ярость адмирала Чичагова. Это была гнусность, разъедающая самое дорогое — доверие и память о павших друзьях.

— Встань, — голос Андрея звучал устало. — Уезжай из Петербурга. Сегодня же. Я выпишу тебе денег для матери. Определю тебя в гарнизон куда-нибудь подальше от столицы, ближе к моим Лысым Горам. Там ты будешь нужен России больше, чем здесь, в этой липкой паутине интриг.

Вторым ударом стала Наташа Ростова. Их роман, такой страстный и светлый, начавшийся со знакомства на балу, не выдержал испытания реальностью. Наташа, вся погруженная в светские развлечения и радости жизни, не понимала и не принимала той титанической борьбы, которую вел ее возлюбленный за прогресс в своем Отечестве. Ее пугали его мрачная сосредоточенность, ночные бдения над чертежами, общение с простыми тружениками, мастерами и инженерами, а также постоянное напряжение. Словно бы он все время находился мыслями не с ней, а где-то далеко.

— Андрей, оставь это! — умоляла она его после очередного выпада в свете, где ее вскользь упрекнули в связи с «богоборцем и масоном». — Зачем тебе нужны эти новинки? У тебя есть состояние, ты герой войны! Мы можем жить счастливо, ездить по балам… Зачем ты воюешь с этими «ветряными мельницами»?

Он смотрел на ее прекрасное, испуганное лицо и понимал — пропасть между ними непреодолима. Она хотела от жизни счастья, а он — смысла. Она хотела безоблачного настоящего. А он смотрел в будущее, стараясь даже не для себя, а ради процветания родной страны.

И потому однажды они поссорились. Их разрыв был тихим и трагичным. Андрей не стал ничего объяснять. Он просто сказал: «Ты права, Наташа. Наши дороги ведут в разные стороны. Я желаю тебе всего самого светлого». И ушел. И в его сердце, рядом с болью и разочарованием, поселилось горькое облегчение.

Третьим ударом стало молчание императора. Александр I, получив «неопровержимые доказательства» от Голицына о «масонской деятельности» «Союза Аустерлица», принял решение. Официального указа не последовало, но Андрею было деликатно дано понять через того же Аракчеева: любые собрания ветеранов отныне нежелательны. «Союз Аустерлица» следовало распустить. А в качестве конкретной меры воздействия император своим Высочайшим указом ликвидировал тот самый Промышленный комитет, который возглавлял князь Андрей весь последний год.

В эту самую темную ночь, когда Андрей в одиночестве сидел в своем кабинете, разбитый и опустошенный неприятными известиями, к нему снова пришла Иржина. Она сменила очередную маску, не строила из себя прежнюю интриганку. В ее глазах читалась усталая житейская мудрость немолодой женщины.

— Вы проиграли несколько битв, дорогой Андрэ, — сказала она тихо. — Но не войну. Вы потеряли доверчивого юношу, легкомысленную девчонку и свой Промышленный комитет. Но, вы не потеряли идею. И вас не потеряли те, кому вы действительно важны.

— И кто же? — мрачно спросил Андрей.

— Ваш друг Пьер, который, не щадя своего состояния и времени, ведет за вас пропагандистскую войну. Ваши инженеры и рабочие на заводе, которые верят в вас. Ваш отец. И я…

Она подошла к столу и положила перед ним небольшую, аккуратно переплетенную тетрадь.

— Мне удалось добыть эту вещь. Не спрашивайте, какой ценой. Это дневники одного из клерков канцелярии обер-прокурора Синода. Человека набожного и честного, который, сам того не ведая, записывал все поручения Голицына. Здесь все: финансирование проповедников, организация нападений юродивых на верфь, указания о чем говорить в проповедях про дирижабль. Это — ваше оружие.

Андрей с изумлением смотрел то на тетрадь, то на Иржину. Он понимал, какой невероятной ценности этот документ, и какой риск баронесса на себя взяла, добывая его.

— Зачем? — спросил он снова свой главный вопрос. — Что вы хотите взамен на этот раз?

Иржина грустно улыбнулась.

— Я уже стара. Мне не нужны ни любовные утехи, ни деньги. Мне просто скучно и одиноко. Интриги при дворе напоминают мне разрисованные ширмы театральных декораций, которые меняются слишком часто. А здесь у вас… здесь идет настоящая борьба за облик будущего. И я хочу находиться на стороне того, кто это будущее строит. Пусть даже вы и не воспринимаете меня всерьез в последнее время, променяв на молодую… Считайте мои действия ради вас просто капризом стареющей женщины, которая хочет оставить хоть какой-то след в истории, а не только в светских хрониках. Моя цена — ваша победа. Мне этого достаточно.

В эту ночь их союз был заключен заново. На сей раз не на почве страсти или расчета, а на основе редкого в их среде придворных интриг и подковерной борьбы взаимного уважения.

Утром Андрей и Пьер уже разрабатывали новый план вместе с Иржиной. Они решили бить врага его же оружием — общественным мнением. Но, не через лубочные картинки, а через нечто более серьезное. Баронесса, используя свои связи среди иностранных дипломатов, договорилась о приезде в Петербург международной комиссии виднейших европейских инженеров и ученых. Их вердикт о пароходе и дирижабле должен был прозвучать весомее, чем шепотки в светских салонах и крики юродивых на улицах.

Одновременно Андрей подготовил к отправке императору краткий, но емкий доклад. Без жалоб и оправданий. Сухим языком он излагал военные преимущества электрификации, строительства нового парового флота и развития воздухоплавания, прикладывая расчеты экономии казны и тактические схемы применения дирижаблей для разведки. К докладу прилагалось и то, что должно было стать главным козырем — чертежи и