Последний герой СССР - Петр Алмазный

Я осмотрел витрину. Цены конские, но какой-никакой выбор есть. Взял соевый шоколад на развес — пару килограммов.

— О, яблоки! — Обрадовался мой спутник.

Ну хоть что-то. Яблоки забрали все, их оставалось четыре килограмма. Зная аппетит Петра, ему это на один зуб. А вот сирийская пастила меня обрадовала. Даже не пастила в прямом смысле, а спрессованная курага и финики. Темная, липковатая масса была жесткой, но очень вкусной и сытной.

От комка отошли с пакетом в руках и к нам тут же подскочил парень в «паленом» адидасе.

— Мужики, выпить надо? — сразу взял быка за рога.

— Не пьем, — ответил ему, пытаясь обойти.

— Чо, в натуре трезвенники? Или язвенники? — И он заржал, показывая щербину между передних зубов. — Есть что полегче. Вино молдавское, если чё.

— Сказали же, не пьем, — я обошел парня, но тот схватил Петра за руку:

— А чё у тебя товарищ такой дерзкий? Он чё, закодировался? Психует? А чё он за тебя решает, ты за себя слово-то можешь сказать?

— Я солидарен со своим спутником, — ответил Петр.

Шпана здесь, конечно, отмороженная. Не хотелось драться, но видно придется. Я подошел к ночному торговцу спиртным и, схватив его за запястье, вывернул руку за спину.

— Ой-ё-ёй! — картинно, во все горло заорал он.

— Слушай сюда, урод, если сейчас же не свалишь, я выдерну тебе руку с корнем. Ясно выражаюсь?

— Ясно, — прохрипел местный.

— Сейчас ты быстро валишь отсюда. А если недостаточно быстро, то выдерну ноги и воткну обратно. Понял?

Он понял.

— Мужик, я же не дурак, — произнес он, глаза его при этом стали мокрыми и круглыми, как у испуганного зайца. Я ослабил захват. Он отскочил, как ошпаренный и громко свистнул, засунув два пальца в рот.

Из-за угла тут же вывалились еще четверо. Такие же наглые, с опасной походкой голодных шакалов. На автомате задвинул Петра за спину.

— Стоишь сзади и молчишь, — прошипел ему.

И вдруг почувствовал шлепок по плечу.

— Влад, а ты умеешь этим пользоваться? — спокойно, будто не намечалось серьезное махалово с местной шпаной, спросил Петр. — Мне Сан Саныч выдал для обороны.

Я оглянулся и обомлел: Петр с задумчивым видом вертел в руках пистолет. Обычный ПМ, но держал он его за ствол, как отвертку. У меня глаза полезли на лоб. Я осторожно забрал пистолет у ботаника, машинально передернул затвор и, подняв руку вверх, нажал спусковой крючок.

Ночную тишину прорезал звук выстрела.

Шпану как ветром сдуло. Они разбежались так быстро, что один даже потерял кроссовок.

— Все, хватит на сегодня адреналина, — начал я, но закончить не успел.

Район накрыла волна сирены противовоздушной обороны, такой во время войны собирали людей в бомбоубежище. Звук то достигал самой высокой ноты, то опускался до самой низкой и начинал пульсировать. Оглушая, сминая волю, вызывая откуда-то из глубин подсознания состояние, близкое к панике.

Глава 8

Я повернулся к Петру, ожидая чего угодно, но не был готов к счастливой улыбке, расплывшейся по его лицу. Ученый, привстав на цыпочки, дотянулся до моего уха и восторженно прокричал:

— Надо же, работает!

— Что работает⁈ — заорал я.

— Сигнализация!!!

— Придурок! Ты весь район разбудил! Пошли быстрее!

И я, схватив его за руку, побежал к дому.

Наша серая «Волга» мигала фарами, в салоне то зажигался, то выключался свет. В свете фар стоящего рядом милицейского УАЗика видны два тела, лежащие на земле возле нашей вопящей машины. Одно из них в милицейской форме. А вот второе, видимо, принадлежит несостоявшемуся взломщику.

Уазик патрульно-постовой службы, видимо, подъехал несколько минут назад. Тут же подкатил такой же УАЗ с надписью «Охрана».

— Что у вас? Трупы? — Заорал сержант из вневедомственной охраны. — Чья машина⁈

— Моя, — я сделал шаг вперед и тут же был скручен сотрудниками милиции. Руки заломили за спину, на запястьях щелкнули наручники.

Из дома выбегали жильцы — кто в чем. Кто-то нес детей, кто-то успел собрать узлы и торбы. Петр спокойно подошел к машине, присел и что-то сделал под днищем. Сирена стихла. Он тут же открыл дверцу и, быстро усевшись на водительское сиденье, захлопнул ее.

— Гражданин! Немедленно выйдите из машины! — Орал сержант из вневедомственной охраны.

Менты бесновались, пытаясь вытащить ботаника из «Волги», но Петр заблокировал дверцы. Один из блюстителей правопорядка поднял с земли камень и саданул им по стеклу. Реакции — ноль. А я для себя отметил, что машинка-то у нас бронированная.

Петр жестко и равнодушно смотрел на происходящее вокруг. Он спокойно говорил что-то в трубку телефона. Меня попытались запихать в УАЗик, но даже без рук я раскидал милиционеров. Про себя отметил, что менты какие-то слабые пошли.

Сан Саныч подъехал ровно через пять минут этого бардака.

— А ну-ка прекратить безобразие! — сказал вроде как не громко, но все услышали.

— А вы, собственно, кто? — задал вопрос старший сержант ППС.

Сорокин сунул ему под нос корочки.

— ГРУ… — побледнев, выдохнул тот.

— А сейчас подъедет дежурный по городу, — сказал Сан Саныч, кивнув в мою сторону. Его поняли без слов — наручники тут же были сняты.

Подъехала «Волга», желто-синяя, из нее вылез седой подполковник и быстро подошел к Сан Санычу.

— Сан Саныч, какая встреча! В чем проблема? — спросил он, пожав нашему начальнику руку.

— В непрофессионализме ваших сотрудников, — скривился Сан Саныч. На ППСников было больно смотреть. — Я своих забираю, — Сорокин подошел к «Волге», постучал по стеклу и махнул рукой, приглашая Петра выйти, — вы со своими сами разбирайтесь.

Петр, улыбаясь, открыл дверцу и покинул машину.

Народ тем временем уже рассосался. Видя, что опасности для жизни нет, люди потихоньку расходились по домам.

— Вот видите, Сан Саныч, — ботаника несло. Сейчас он был возбужден, счастлив, глаза его просто горели огнем научного азарта. — Я же говорил, что другая частота нужна. Если было бы четыре герца, то все бы просто разбежались бы. Здесь просто некоторый дискомфорт почувствовали. Ты как, Влад, почувствовал?

Мне захотелось прибить его.

— Так вот, инфразвук воздействует, скажем так, на центры паники. Человек начинает бояться непонятно чего. Прежде всего источника инфразвука. Все делают ставку на ультразвук, а я решил пойти другим путем.

— Ты мне скажи,