Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 - Ник Тарасов

волос, прилипшими к шее, казалась мне сейчас особенно прекрасной. В её глазах отражался огонёк свечи, а на губах играла лёгкая улыбка. Я смотрел на неё и думал о том, как мне повезло найти в этом чужом времени такое сокровище.

Когда вернулись домой, уже стемнело окончательно. Анфиса, помогавшая по хозяйству, уже ушла к себе, оставив на столе ужин под холстиной. Но нам было не до еды — после бани всегда хотелось только покоя и тишины.

Оказавшись в светлице вдвоём, при свете одной лишь свечи, мы наконец-то смогли побыть по-настоящему наедине. Машка прижалась ко мне и практически шёпотом сказала:

— Как же я по тебе соскучилась, Егорушка…

В её голосе было столько нежности, столько затаённой страсти, что у меня перехватило дыхание. Я обнял её, чувствуя, как бьётся её сердце рядом с моим.

— И я по тебе, солнышко моё, — ответил, зарываясь лицом в её волосы, вдыхая их аромат — свежий, чистый, с нотками трав.

Мы слились в поцелуе — долгом, нежном, выражающем всё то, что не могли сказать словами. В этом поцелуе была и радость, и благодарность друг другу, и обещание вечной любви, и простое человеческое счастье от возможности быть вместе.

Свеча догорала, отбрасывая на стены причудливые тени. За окном шелестели листья под лёгким ночным ветерком. Где-то вдалеке ухнула сова, потом снова всё стихло. Мир словно замер, давая нам возможность насладиться этим моментом близости.

Руки скользили по телу, губы искали губы, сердца бились в унисон. Всё происходящее казалось одновременно и сном, и самой настоящей реальностью — более реальной, чем весь тот мир, который я оставил в будущем.

Мы смогли оторваться друг от друга, когда луна уже была высоко на небе, заглядывая в окно серебристым светом. Машка лежала, положив голову мне на плечо, и тихо дышала. Я смотрел на её лицо, умиротворённое и счастливое, и думал о том, как удивительно всё сложилось.

Машка улыбнулась, не открывая глаз.

— О чём думаешь? — спросила она сонно.

— О нас, — ответил я честно. — О тебе, о нашем ребёнке. О том, как странно и прекрасно всё сложилось.

Она повернулась ко мне, заглянула в глаза:

— Это судьба, Егорушка. Значит, так и должно было быть.

Я поцеловал её, и она снова прильнула ко мне, закрыв глаза. Скоро её дыхание стало ровным и глубоким — она уснула. А я ещё долго лежал без сна, глядя в потолок, слушая ночные звуки деревни и думая о том, какие удивительные повороты иногда делает жизнь.

С этими мыслями я наконец погрузился в сон, крепко обнимая Машку и чувствуя, как размеренно бьётся её сердце рядом с моим.

Утром я проснулся от того, что мне прямо в лицо тыкается своей мордочкой и мокрым носиком Бусинка. Сквозь прикрытые ставни пробивались первые лучи солнца, рисуя на бревенчатой стене причудливые узоры.

С одной стороны на плече лежала Машенька, улыбаясь во сне, её волосы разметались по подушке, а Бусинка явно просилась на улицу, таким образом пытаясь разбудить меня. Она тихонько мяукала и настойчиво тыкалась холодным носом то в щеку, то в подбородок, словно говоря: «Хозяин, пора вставать, дела ждут!»

Я хотел было вскочить, но тело категорически воспротивилось этому намерению. Каждая мышца, каждый сустав отзывались такой пронзительной болью, что я невольно застонал сквозь стиснутые зубы.

Я искренне надеялся, что баня устранит боли в спине и мышцах после скачки. Вчера вечером мы с Машкой славно попарились, и я действительно почувствовал облегчение. Но это было только временное явление, и сегодня всё болело с новой силой, словно кто-то колотил меня палками всю ночь.

Бусинка, видя мои мучения, сочувственно лизнула меня в щеку, как бы извиняясь за то, что разбудила, но настаивая на своем — ей действительно нужно было на улицу.

— Иду-иду, — прошептал я, пытаясь не разбудить Машеньку.

Кое-как встав, стараясь не потревожить жену, я стал с кряхтением одеваться. Каждое движение давалось с невероятным трудом. Нагнуться, чтобы натянуть порты — целое испытание. Дотянуться до рубахи, висящей на гвозде у двери — настоящая пытка. Я сдерживал стоны, но, видимо, не очень успешно.

Машка услышала мои страдания и тоже проснулась. Она приподнялась на локте, сонно моргая и глядя на меня из-под полуопущенных ресниц. В утреннем свете ее глаза казались особенно зелеными, а кожа — золотистой, с россыпью едва заметных веснушек на носу.

— С добрым утром, Егорушка, — произнесла она нежно, и я невольно улыбнулся, несмотря на боль. Ее улыбка всегда действовало на меня умиротворяюще.

— С добрым утром, Машенька, — ответил я ей, продолжая со стонами одеваться.

— Что, не отпустило? — спросила она, внимательно наблюдая за моими мучениями. В ее голосе звучало искреннее сочувствие.

— Нет, думал, что после бани будет легче, но, видать, совсем мышцы забились, — проворчал я, морщась от особенно острого приступа боли. — Не привык я к таким долгим поездкам верхом.

— А что вскочил так рано? — Машка села на постели, поправляя растрепавшиеся волосы.

— Да Бусинка разбудила, видать, на улицу просится, — я кивнул на кошку, которая уже нетерпеливо терлась у моих ног.

— Да она так каждое утро делает, — улыбнулась Машка. — Терпеливая, не скребется, а только носом тыкается. Знает, что шуметь в доме не положено.

Я улыбнулся и хмыкнул сам себе: мол, воспитанная, это хорошо. Бусинка, словно понимая, что о ней говорят, повернулась и посмотрела на нас умными глазами, в которых читалось: «Ну, сколько можно болтать? У меня дела!»

— Лежи, отдыхай, — сказал я Машке. — Еще рано, можешь поспать.

— Да какой тут сон, — она покачала головой. — Скоро Анфиса придет, печь топить, обед готовить. Лучше уж встану, помогу ей.

Я кивнул и, наконец справившись с одеждой, направился к двери. Бусинка радостно мяукнула, предвкушая прогулку.

Я вышел на крыльцо, щурясь от яркого утреннего света.

Пытаясь потянуться, я вдруг резко схватился за спину — та стрельнула с новой силой, будто раскаленный прут воткнули между лопаток.

— Вот же… — выругался я, сдержав крепкое словцо, которое готово было сорваться с языка. — Чтоб тебя!

Бусинка, уже сбежавшая с крыльца, обернулась на мой возглас, но, убедившись, что ничего страшного не произошло, побежала по своим делам.

А тут на дороге, прямо напротив моего дома, я увидел Ричарда. Англичанин был свеж и бодр, несмотря на ранний час. Его волосы были аккуратно