Смутные дни - Тим Волков

не везде — если до города и до более-менее крупных сел можно было спокойно добраться на телеге, то о лесных дрожках сказать такого было нельзя. Таяли, вскрывались, болота, разлились ручьи, так что в тот же Ключ — только в обход и никак иначе.

— А мы вот так! — сидя на койке, Петраков азартно передвинул фигуру. — А? Что скажете, Степан Григорьевич?

— Хм… — поправив очки, Рябинин ненадолго задумался и, что-то прикидывая, зашевелил губами. — Ладно-с! А я — рокировочку! Оп-па!

— Однако, вы и хитер, — рассмеялся раненый.

Начальник уездной общественной полиции (пока, вроде, так называлась) заметно шел на поправку, молодой организм брал свое. Иван Палыч уже подумывал на следующей недельке выписать парня в город — пусть уже долечивается там!

Что же касаемо господина Рябинина, то в последнее время он все чаще захаживал в больницу. Поначалу сам обратился по поводу хрипов в груди и ревматизма, потом стал приходить на уколы да и так — поболтать, сыграть с тем же Петраковым в шахматы. Ни Иван Палыч, ни Аглая сему не препятствовали. Доктор считал, что Василию общение сейчас как раз очень даже полезно, Аглая же… Аглаю терзали иные заботы…

— А конем! Вот!

— А тут мой ферзь!

— Где ваш ферзь? Вот уже и нету!

Скрипнув дверью, в плату заглянула Глафира, юная помощница Аглаи, худенькая, румяная, с круглым курносым лицом и толстой светлой косой с синею лентой.

— Ой, опять вы здесь! — Рябинина она отчего-то не жаловала, а вот что касаемо Петракова…

— Василий Андреевич! А я вам молочка принесла… Холодненькое! Доктор сказал — вам полезно. Крынку я в смотровую поставила… Вы бы туда играть перешли, пока я тут уберусь…

— Да-да, Глафира, обязательно! — широко улыбнулся Василий. — Степан Григорьевич, пошли.

Вскоре компанию им составил и Иван Палыч, вернувшийся из соседнего села, куда ездил навестить амбулаторных больных… ну и разузнать кое-что по порученному Чарушиным делу. Перемещенный детский госпиталь № 27 он в селе не нашел, да, честно говоря, и не очень на то надеялся. Уж если бы здесь, под боком, что-то такое было — так знал бы! Значит, не под боком… Да и было ли? Но, ведь деньги-то кому-то пришли! И весьма солидная сумма.

Ну, конечно, если и напортачить — так не расстреляют! Смертная казнь еще 12 марта отменена правительственным декретом. Однако и получить пятнадцать лет каторги — приятного мало!

По пути доктор заехал на станцию — купил свежих газет и теперь, усевшись поближе к распахнутой форточке, с любопытством почитывал новости.

— Ну, что там, Иван Палыч? — деловито расставляя фигуры, Петраков обернулся. — О чем пишут?

— Так по вашей части и пишут! — хмыкнул доктор. — Вот… Извольте-ка!

Иван Палыч громко зачитал самое, по его мнению, интересное. — Министерство внутренних дел издало циркуляр «О необходимости сохранения и возобновления деятельности сыскных отделений по делам уголовного розыска». О как!

— Да-а, — Василий задумчиво покивал. — Найди их теперь, сыскных! Все поразбежалися…

— Все, да не все, — загадочно протянул Иван Палыч. — Гробовский вон, из сыскных! Ты Василий Андреевич, его ведь арестовывать собирался?

— Собирался, — сделав ход, Петраков покусал тонкие губы и поправил на носу пенсне.

Выглядел он до неприличия юно, а пенсне все ж таки добавляло солидности, и доктор сильно подозревал, что стекла там — простые, без всяких диоптрий. Впрочем, мог и ошибаться.

— Собирался… — повторил Василий, чуть смутившись. — А сейчас бы на службу взял. Согласно циркуляру. Хотя, в нашей службе каждый день изменения. Сегодня я начальник, а завтра — кто знает?

— У вас, Василий Андреевич, хотя бы профильное министерство есть, — доктор оторвался от газеты. — У нас же — только местное руководство. И это руководство — я!

— Так хорошо же!

— Чего ж хорошего? Если б я еще и деньги умел печатать? Или знал бы, у кого спросить…

— А действительно, у кого спросить? — заинтересовался Рябинин. Сверкнули сквозь очки живенькие глаза. Худое лицо его, со всегдашней небритостью, внезапно озарилось улыбкой…

— Шах вам, Василий Андреевич!

— Ох ты ж… А мы — так!

— Ага-а-а… — Степан Григорьевич тупо уставился на доску и надолго задумался.

— Говорите, не знаете, у кого денег спросить? — неожиданно хохотнул Василий. — В финансовом комитете можно… И в том же Совете депутатов… где эсеры и меньшевики… Да-да, там тоже деньги крутятся — вполне могут дать. У частных лиц, опять же! Благотворителей в любой газете найдете. Только надо подробные заявки составить… И лучше явиться лично… Так вы, Степан Григорьевич, «Гамлета» ставите?

— А? Ну да, ну да… Да! — Рябинин вдруг оживился. — Давно хотел спросить — где в Зареченске можно купить театральный грим, парики и все такое? Костюмы-то мы из старых занавесок сладим…

— Грим, парики… — задумчиво протянул Петраков. — Так в «Диезе» же! Музыкальный магазин господина Хромова! На Второй Дворянской, сразу напротив аптеки. Там граммофоны, пластинки, ноты… Ну, и для театра что-то, думаю, вполне можно заказать.

— Спасибо, Василий Андреевич!

А ведь начальство этого неуловимого госпиталя вполне может обратиться еще и к благотворителям, да в тот же комитет, в Совет… — неожиданно подумал доктор. — Где-нибудь да дадут — денег много не бывает. Может, там и поспрашивать? Мало ли, уже обращались? Госпиталь номер двадцать семь. Детский… А, с другой стороны, можно и в газете объявление дать! Мол, представителей просим явиться за денежным переводом, со всеми необходимыми документами. Обращаться в уездный Комитет Временного правительства, в отдел «здравоохранения и общественного призрения».

Или — рановато еще в газету? Вдруг какие аферисты объявятся? За деньгами-то — глаз да глаз. Да и госпиталь этот… Чай, не иголка — найдется.

— А мы — ладьей! Вот так… — наконец, сделал ход Рябинин.

* * *

На следующий день, прямо с утра, у больницы остановился большой легковой автомобиль, выкрашенный белой эмалью. Из авто выбрались старые знакомые доктора из уездной земской управы, ныне — служащие Комитета. Виктор Иваныч Чарушин, Ольга Яковлевна, и еще парочка вальяжных господ, коих Иван Палыч раньше видел лишь мельком.

— Ой! — ахнула Аглая. — Неужто, проверка?

Доктора тоже вдруг самые нехорошие предчувствия. Хоть тот же Чарушин или Ольга Яковлевна были людьми не чужими, однако же, двое статских вызывали какие-то смутные опасения. И