Вершина Мира - Андрей Алексеевич Панченко

Мы вышли из владений амбеня и уже садились в повозку, когда ко мне бесшумно подошёл мальчишка, сунул под рукав сложенный клочок бумаги и исчез. Я удивленно развернул её: на серой, пахнущей сажей бумаге кривыми русскими буквами было нацарапано всего две строки: «У нижних ворот. Ночью, шатёр с красной бахромой». И подпись, «Бауржан»…

Сердце ухнуло. Нашлась пропажа! Но почему он сразу в консульство не пошел, зачем эти шпионские страсти? Я убрал бумажку и встретился взглядом с Шахназаровым. Он не спрашивал — лишь едва заметно качнул головой, мол потом расскажешь.

Уже в повозке я сунул бумагу консул. Он прочитал её и удивленно поднял бровь.

— Это ваш проводник?

— Да, разведчик, выделенный мне в Верном. Мы отправили его проводить раненых, так чтобы они хунхузом не попались, потом он должен был нас догнать. Не знаю к чему эта таинственность, но видимо есть причины.

— Ясно… — консул задумался — На провокацию не похоже, слишком грубо для китайцев. Видимо надо идти. Я выделю вам провожатого, своего переводчика. Он хорошо знает город и вполне может сойти за китайца или уйгура. Возьмете с собой пару человек из охраны консульства, там как раз есть два татарина. Но и вам очевидно придётся идти инкогнито… Кстати, консульство под наблюдением стражи амбеня. Ладно, что ни будь придумаем.

Во дворе консульства казаки, ничего не зная, смеялись над кислыми лицами писарей которых видели во дворе амбаня и спорили, что едят ламы на завтрак. Бочкарёв подошёл ко мне, глянул в лицо и хмыкнул спросил:

— Я случайно подслушал ваш разговор, и судя по твоему виду, Исидор Константинович, намечается прогулка не в музей. Где и когда?

— Ночью, и я пойду без тебя Женя. Останешься за старшего, — ответил я. — Бауржан нашёлся, но почему-то он не может прийти в консульство. Зная его, думаю, что причина у него веская.

Солнце скатывалось за крыши. Бумажный бой мы с китайцами провели вничью, но сейчас меня это мало волновало. Война план покажет, как говорится. Нам ещё дойти надо, до этого Хотана. Не пустят дальше, ну и хрен с ним. Не очень-то я и рвусь в Тибет, меня это путешествие и так достало. Получу официальный отказ, и назад потопаю с чистой совестью. В конце концов я тут не по своей воле.

Кашгарская ночь встретила нас сухим холодом и густым запахом дыма — то ли от очагов чайхан, то ли от навозных лепёшек, что жгли в каждом дворе. Узкие улочки, словно прорезанные ножом в темноте, были пустынны. Лишь редкие прохожие, кутаясь в халаты и опуская глаза, проходили мимо, не задерживаясь.

Мы шли вчетвером: я, переводчик консульства и два татарина из охраны. Из русской резиденции мы выбрались через забор, пройдя через сад соседнего дома. Все мы были в киргизских халатах и в темноте вполне должны были сойти за кочевников. Русский в сюртуке здесь чужой, каким бы тёмным ни был переулок.

У нижних ворот действительно стояли шатры караванщиков, и шатёр с красной бахромой мы отыскали с трудом. Красная ткань едва угадывалась в свете кособокой лампы, подвешенной на бамбуковом шесте, да к тому же была изрядно выцветшей. Вокруг — тишина, лишь где-то в глубине квартала глухо ухал барабан ночной стражи.

Я сделал шаг вперёд, и из-за полотнища вынырнула тень. Невысокий человек, лицо обветренное, но узнал я его сразу — Бауржан. Он схватил меня за плечо и прошептал:

— Слава Аллаху, вы живы!

— Я то жив, а ты как? Как Егоров и стрелки⁈

— Я довел их до Ат-Баши, и они были живы, когда я уходил. — Улыбнулся Бауржан — Там я встретил патруль Нарынского гарнизона и передал их солдатам. А потом… там же в Ат-Баши был человек, которого патруль и сопровождал. Это русский офицер, и он знает вас. В Кашгар мы пошли уже с ним вместе. Проходите внутрь, вас ждут.

— Оставайтесь здесь, следите, чтобы лишних ушей не было — приказал я сопровождающим, и пошел вслед за проводником.

В шатре пахло кумысом и старым войлоком. На низких подушках сидел человек, которого я в полутьме сразу и не разглядел. Он встал, повернулся ко мне лицом, и его голос раздался как гром среди ясного неба.

— Ну здорова, Сидор!

Я опешил. Фомин! Передо мной стоял мой друг и коллега, с которым мы покоряли Южный полюс!

— Етить колотить! Ты тут какого хрена забыл⁈ — От удивления и неожиданности я так и замер на месте.

— Не слышу радости в голосе — Сделал вид, что обиделся Арсений — ты чё, штабс-капитан, совсем опух? А где здрасти хотя бы? Я уже не говорю о том, что ты по стойки смирно должен приветствовать старшего по званию!

— Здорова, ты не представляешь, как же я рад тебя видеть Сёма! — Я сделал шаг вперед, и мы по-дружески обнялись — Какими судьбами⁈ И чего это ты меня штабс-капитаном назвал?

— Я тоже рад тебя видеть дружище! А тут я так же, как и ты, по приказу начальства. — Арсений, как всегда с улыбкой на лице посмотрел на меня и заржал как конь — Совсем ты в своих странствиях одичал, однако. Забыл, как указ Императора о награждении участников похода на полюс звучал? «Наградить орденом святой Анны четвертой степени с присвоением следующего классного звания и чина досрочно»! Ты два года по морям и льдам шлялся, и по выслуге получил поручика, а указом Императора в штабс-капитаны получается произведен. Так глядишь и меня скоро обскачешь. Даже завидую.

— Да? — Я удивился.

После приезда в Россию я ни разу не был на своей службе, в Генштабе. Меня сразу взяли в оборот и выпихнули в азиатские степи. А оказывается, что я всё ещё служу в разведке, и даже поднимаюсь по карьерной лестнице! Про орден то я знал, мне его даже вручили, правда не Император или регент, а какой-то чинуша в канцелярии Зимнего дворца, но про звание я как-то не подумал…

— Да! — Фомин усмехнулся — Ладно, об этом потом поговорим. Тебе скоро в консульство возвращаться. Давай о делах. Чай будешь? Баке, не в службу, а в дружбу, налей!

— Давай о делах — Кивнул я головой, усаживаясь на корпешку

— Значит слушай. — Фомин сел рядом и понизил голос —