Адвокат вольного города.6 - Тимофей Кулабухов

том, что когда Тайлер пообещал вывезти мусор и приплёл своего несуществующего родственника, то не подумал, как это всё делать.

Я понемногу искал мусоровозы и пришел к неутешительному выводу, что этот бизнес в Кустовом не налажен и нанять кого-то мы не можем.

С этими мыслями поехал в офис, чтобы успеть к Канцлеру, поговорить о некоем новом для него направлении. Возле офиса меня поджидали Нияз и Бузбуре, а с ними ещё какой-то паренёк.

— Здравствуй, Аркадий-Батыр! — поприветствовал меня Нияз.

Я поздоровался с ними за руку, помахал рукой Чену, который корпел над документами.

— Хотели спросить, как там наша работа, когда мы её будет доделывать, что сказал заказчик?

— Заказчик доволен, вопросов нет.

— Как нет вопросов, — переглянулись они. — Там швы не замазаны, три розетки не собраны, выводы не спрятаны, в шести местах плитка не доложена.

— Ну, я же деньги передал, — неопределённо ответил им.

— Это да, мы оплату получили, но дело-то не закончили⁈

— Там у заказчика сложности, его в Москву вызвали, — соврал я, — раньше, чем через месяц он не появится. Вы пока можете считать, что объёмы закрыты, акты подписаны. Фигурально, потому что реально мы всё от начала до конца делаем без оформления.

— Ну хорошо, — с некоторым трудом согласился Нияз, — будем считать, что мы ждём замечаний и ты нас вызовешь, чтобы доделать, устранить и так далее.

Я кивнул. Ситуация развивалась так стремительно, что ремонт в пещере меня очень слабо волновал.

— Тогда у нас к тебе просьба.

— Слушаю? Какие-то юридические задачи, что-то оформить?

— Не совсем. Вот племянник Бузбуре, Ильяс. Мы все его знаем давно…

Вперёд вытолкнули худосочного парнишку, того самого, который был с ними первоначально, но держался чуть позади старших.

— Мы работу ему найти не можем.

Я молчал, предполагая, что речь не идёт о работе каменщика или плотника, иначе к чему бы они ко мне обратились?

— Он институт закончил. Ты не можешь его взять в подмастерья? Помощником, секретарём? Платить не надо, мы его прокормим, ему бы опыта набраться.

— А кто ты по специальности? Давайте я его для начала у вас украду.

Не люблю, когда за кого-то говорят, хотя по долгу профессии часто говорю за других. Я взял парня, формально моего ровесника, за локоть и отвёл в сторону, усадил в лавку.

— Мне Бузбуре как отец. Родители мои умерли, вот он и воспитывал, — это были первые слова парня.

— Как тебя, Ильяс?

— Ну да.

— Где учился?

— В Казани.

— Казань — это серьёзно. А специальность у тебя какая?

— Финансы и банковское дело.

— Не совсем, чтобы юриспруденция.

— Меня никуда не берут без опыта. А чтобы набраться опыта, надо где-то поработать. Получается замкнутый круг.

— Чистая правда. А сам ты чего хочешь?

— Денег хочу заработать, мир посмотреть, готов работать, чтобы из бедности вырваться.

— Работать хотеть — это хорошо, это само по себе половина залога успеха. А кто у тебя преподаватель экономической теории был?

— Профессор Багаутдинова. Зовут Наиля Гумеровна.

— А что любила рассказывать?

— Существует взаимосвязь между национальными и региональными особенностями и финансовыми их институтами. Примеры, истории, развитие.

— А по степнякам что-то говорила?

— Кочевой уклад сменяется на современный, но этот процесс тормозит феодальная верхушка. Впрочем, в империи такая же ситуация, просто не всё так печально. А Вы знакомы с трудами Наили Гумеровны?

— Нет, но важно не это.

— А что?

— Латынь была?

— Пер аспера ад астра, — с сильным акцентом выдал он и улыбнулся.

— А другие языки?

— Английский, это основной язык финансовой системы. То есть, политически наша империя противостоит Британии, но объективно во многом используем их наработки и английские стандарты. И это некоторый парадокс, потому что общая платежная система мира называется свисс, производное от Швейцария, а там государственные языки не содержат английского.

— А какие языки в Швейцарии?

— Немецкий, итальянский, французский и ретороманский, на нём говорят, как ни странно, цыгане.

— Круто.

— А почему Вы спрашиваете, господин Аркадий Ефимович?

— Никаких господ! Так, выясняю степень твоей адекватности и эрудированности. Так сказать, по косвенным.

— И как я, прошёл собеседование?

— Тебя бы часок помучить, но времени нет. Вот что, приходи завтра к девяти в офис. Там Чен. Он тебя впустит.

— Вы меня берёте? Тоже, получается, по блату.

— Получается, что так. Тебя результат интересует или честность?

— Всё интересует, — насупился Ильяс.

— Я тебя не то, чтобы прямо беру. Я тебя попытаюсь устроить в банк Берклис.

— Я пробовал туда устроиться. Говорят, мест нет.

— Ну, а я знаком с управляющим. Так что, может и найдётся. Приходи. В крайнем случае будешь помогать по прииску, там тоже дел хренова гора. Или по медной фабрике. Всё, до завтра, мне пора.

Чен огорчённо покачал головой через окно, видя, что я так и не зашёл в офис, но мне и правда было нужно успеть к Канцлеру.

…

Канцлер держал во рту печеньку и самозабвенно рисовал.

В расчищенной для такого случая подсобке стояло уже четыре «черновика», то есть эскизы-наброски, где большее внимание уделялось каким-то частям картины, деталям или работе с цветом.

— Герр Канцлер, простите, что врываюсь.

— А, Аркадий? Не услышал, совсем увлёкся. Заходите, заходите, Вам можно.

— Красота!

— Считаете?

— Конечно, я в восторге и с удовольствием куплю у Вас один из эскизов. А зачем их столько?

— Ну, Рембрандт — это Вам не подпись начальника казначейства на поддельном чеке, тут материя тонкая.

Я, не отвлекая его от рисования, присел рядом.

— С чем пожаловали? — он критически посмотрел на мешанную им краску и посмотрел, как она ложится на холст. — Паспорт, накладные?

— Нет, задача, достойная автора. Можно сказать, маэстро.

— Не тяните интригу, мне же интересно.

— Помните, Вы делали паспорт?

— На того степняка, на Юбу, настоящий?

— Он каган.

— Ну, профессия моя учит быть на короткой ноге с правителями и сильными мира сего. И великими художниками. И что там, нужен новый паспорт?

— Целая индустрия нужна. Для начала нужна их конституция.

— Консти… что? Я никогда не подделывал конституции стран.

— Проблема в том, что в Южном Алы Тау ровно ни одного закона, вообще ничего, даже