Красавчик. Часть 2 - Андрей Анатольевич Федин

приёмный покой. Там её осмотрят, проверят диагноз. Только после этого можно будет говорить о лечении.

В его голосе я различил металлические нотки.

— Дед? — произнёс я.

Столешница подо мной вновь простонала.

Юрий Григорьевич опустил на меня взгляд.

— Ты ведь только с поезда… внучок? — сказал он. — Ехал в Москву больше суток. Устал. Ещё не помылся с дороги. Ты ступай в ванную, ополоснись. Дам тебе чистое полотенце. Чувствуй себя, как дома. Раз уж ты прожил в этой квартире всю жизнь.

Юрий Григорьевич взмахнул моими паспортами и добавил:

— Мы с Сан Санычем тебя подождём. На кухне посидим, посовещаемся. Хорошенько рассмотрим и изучим все гостинцы, которые ты нам привёз… из своего двухтысячного года. Мойся, внучок, не торопись. Чуть позже мы с тобой снова побеседуем.

* * *

Ванная комната в квартире прадеда сейчас заметно отличалась от той, которую я пару недель назад видел в квартире родителей. Тут пока не было на полу и на стенах чёрных и белых квадратов кафельной плитки (из-за которых ванная комната в родительской квартире походила на шахматную доску). Но стояла хорошо знакомая мне чугунная ванна (я и не представлял раньше, что она такая древняя). Прадедовский унитаз с цепочкой и с грузиком на сливном бачке я тоже узнал — он здесь был и во времена моего детства (уступил место «современному» унитазу, когда я учился в восьмом или в девятом классе).

Я мылся неспешно; прислушивался к голосам, доносившимся из кухни (из-за стены с окошком у самого потолка). Слов я не разбирал. Но различал голоса. Поначалу они звучали тревожно. Затем их тон успокоился. Пару раз я слышал, как хохотнул Сан Саныч. Я отметил, что больше говорил Александров. Мой прадед подавал голос нечасто и говорил коротко. Юрий Григорьевич выдал длинный монолог, когда я уже выбрался из ванны и громыхнул стоявшими под раковиной тазами. Прадед заговорил тише. Я вышел из ванной комнаты, наряженный в чистые китайские трусы. Шлёпая босыми ногами по полу, прошёл в кухню.

Сан Саныч и Юрий Григорьевич замолчали при моём появлении. Они оглядели меня с ног до головы.

— Всё ещё занимаешься спортом, Красавчик? — спросил Александров.

— На борцовском ковре уже пару лет не был, — ответил я. — Но грушу покалачиваю и в тренажёрке бываю регулярно… бывал.

— Что такое тренажёрка? — поинтересовался Юрий Григорьевич.

— Тренажёрный зал. Там занимаются со штангой, с гантелями, с гирями, на силовых тренажёрах…

— Кхм.

— Тяжёлой атлетикой, что ли?

— Ну… типа того.

— По тебе заметно, — сказал Александров. — Парень ты крепкий, подтянутый. Бабы, небось, на море о тебя глаза сломали?

Я усмехнулся, замер в шаге от кухонного стола. Мой прадед сейчас занимал место, на котором я полчаса назад пил кофе. Сан Саныч сидел спиной к газовой плите. Я отметил, что едва ли не все лежавшие на столе предметы за время моего отсутствия сменили своё местоположения на столешнице. Чуть сместились к окрашенной в голубой цвет стене стопки советских денег. Российские рубли теперь лежали вперемешку с долларами — рядом с моими паспортами. Около бутылки с туалетной водой и тюбика с пеной для бритья я заметил футляр из-под очков. Сами очки (в широкой оправе) блестели стёклами на лице у Юрия Григорьевича.

— Скажи-ка нам, внучок, — произнёс Юрий Григорьевич, — как долго ты будешь в Москве?

Я скрестил на груди руки и ответил:

— До октября точно.

— Кхм.

— А что случится в октябре? — спросил Сан Саныч.

— В октябре я из Москвы уеду.

Я улыбнулся — продемонстрировал прадеду и Александрову ровные ряды отбеленных зубов.

— Почему именно в октябре? — спросил Юрий Григорьевич.

— Есть на то причина, дед. В октябре откроется окно возможностей. Или приоткроется железный занавес. Это как посмотреть. В октябре я отсюда свалю. Из Советского Союза. Делать мне здесь нечего. Совершенно. Я вам об этом уже говорил.

Сан Саныч хмыкнул и уточнил:

— В Париж?

— Не сразу, Сан Саныч. Но в Париже побываю обязательно. С детства этого хотел. Говорят, с Эйфелевой башни открывается хороший вид. Вот я это и проверю. А ещё загляну в Лувр и на Елисейские Поля. В общем, прогулка по Парижу в моих планах есть.

Александров и мой прадед переглянулись.

— Знаешь французский язык? — спросил Юрий Григорьевич.

— Нет, но в школе учил английский. Худо-бедно говорю на нём. Иностранцы меня поймут — проверено.

Сан Саныч сощурился.

— Ты способный парень, Красавчик, — сказал он.

Александров ухмыльнулся, взмахнул руками — потоком воздуха потревожил советские банкноты.

— Кхм.

Мой прадед поправил на лице очки.

— Сергей, нас сейчас интересует другая твоя способность, — произнёс Юрий Григорьевич. — Та, которую ты назвал «поиск» или «внутренний компас». Поясни нам, Сергей, что именно ты подразумевал под этими словами?

Я пожал плечами. Вкратце описал, как нахожу потерянные или спрятанные предметы. Рассказал, что эту способность я обнаружил ещё в детстве. Точнее, нашёл её, когда играл с бабушкой. Бабушка Варя рассказала мне, что похожая способность была у её отца, моего прадеда. Мне эта способность сразу не понравилась. Потому что после «поиска» всегда болела голова. Обычно я пользовался этим внутренним компасом, чтобы удивить приятелей или победить в споре — но очень редко. Чаще я разыскивал потерянные бабушкой ключи: бабушка Варя их часто теряла в своей квартире, когда я был ребёнком.

Сан Саныч взглянул на моего прадеда.

Юрий Григорьевич кашлянул и спросил:

— Получается, ты можешь отыскать что угодно?

Я пожал плечами.

— В принципе, да. Если человек точно знает, что мы ищем. Или кого ищем.

— Людей тоже находишь? — спросил Александров.

— Пробовал один раз. На море. Получилось.

Я рассказал, как прошли Васины поиски — в пансионате «Аврора».

Мой прадед снова кашлянул и сказал:

— Продемонстрируешь нам свои способности, Сергей?

Я невольно скривил губы.

— Надо, внучок, — добавил Юрий Григорьевич. — А уже после этого мы с тобой поговорим… о Елене Лебедевой.

Я пожал плечами, ответил:

— Ладно, дед, уговорил. Кто мой подопытный? Что ищем?

— Подопытным буду я, — сообщил Юрий Григорьевич.

Он поднялся со стула, указал мне на дверной проём и сказал:

— Проходи в большую комнату, внучок. Поэкспериментируем там.

* * *

Большую из двух жилых комнат мой прадед сейчас использовал, как гостиную — это я понял ещё при первом её беглом осмотре. Теперь я вновь в неё вошёл и снова тут огляделся — на этот раз внимательнее. Снова отметил, что почти все находившиеся сейчас в гостиной предметы сегодня увидел впервые: и старенький сервант, и застеленный лоскутным покрывалом диван, и стоявший около окна столитровый аквариум (там сейчас лениво плавали пёстрые рыбки, названий которым я не знал).