Русский диктат - Денис Старый

И даже если это и не совсем так, и многое Елизавета Петровна домысливает, или преувеличивает, переубедить ее некому.

Государыня сидела почти что обнаженная. Ей нравилось принимать людей в спальне. Особенно когда Елизавете в момент аудиенции делали массаж пяток и ступней. И вообще в последнее время престолоблюстительница не так часто выходила ко двору. Бывали дни, когда вся «работа» протекала в спальне. И в этом они были так похожи с Анной Леопольдовной.

— Ваше Великое Высочество, — произнёс канцлер Российской империи Андрей Иванович Остерман, входя в покои престолоблюстительницы.

Андрей Иванович сперва спрятал глаза, скорее, не смущаясь, а демонстрируя, что уже немолодому канцлеру пришлось смутиться от почти что наготы Елизаветы Петровны. Но тут же принял обычное деловитое состояние, когда Остерман говорил будто бы с ленцой и словно поучал. Так же он и смотрел на Елизавету. Хотя в этот раз было сложнее это делать. Уж больно хороша была Елизавета.

Престолоблюстительнице нравилось, когда мужчины начинали смущаться. Она была уверена, что таким образом может влиять на мнение любого придворного, и не только, чиновника. А также Елизавета верила: тот, кто хоть один раз увидит её в таком виде, даже если при этом будет уже и староват, всё равно не забудет никогда.

Из этого правила выбивался лишь только один человек, что сильно раздражало Елизавету Петровну. Но когда Норова не было в Петербурге, Елизавете Петровне было более комфортно, и она вновь начинала уверять саму себя, а вместе с тем и окружающих, что нет в Российской империи большей красавицы, чем нынешняя государыня.

Быть принятым Елизаветой Петровной в тот момент, когда она принимает туалет и сидит в просвечивающейся ночной рубашке напротив зеркала за любимым трюмо, — это высшая степень доверия. Понятие этого не просто было основано на наблюдениях. Сама Елизавета говорила о своей хитрости.

Такой чести удостаиваются мужчины, сосчитать которых можно по пальцам одной руки. Учитывая политический вес Андрея Ивановича Остермана и того, что этот человек был единственным, кого, как считала Елизавета Петровна, опасался Александр Лукич Норов, престолоблюстительница могла бы принимать канцлера и полностью голой. Это если следовать логике Елизаветы.

— Ну, Андрей Иванович, с чем пожаловали? — прозвенела елейным голоском Елизавета Петровна, при этом не поворачиваясь, смотря на канцлера через зеркало.

Остерман подумал, что если бы он был моложе хотя бы на лет двадцать, то точно бы решил, что Елизавета Петровна с ним заигрывает и зовёт к себе в постель. Но не сейчас. Впрочем, он уже прекрасно понимал, каким оружием обладает Елизавета, и что она не может не использовать то, что всю жизнь спасало дочь Петра Великого и помогало ей выживать даже в самых сложных условиях. Она не может не использовать своё обаяние и притягательность.

— Шведский король, Ваше Великое Высочество, прислал вам письмо. Изволите зачитать? — спрашивал канцлер Остерман.

— Там есть что-то интересное? — нехотя, демонстрируя, что тема со Швецией не столь интересна, спросила Елизавета Петровна.

На самом деле со шведами она уже и примирилась бы. Ведь по всему видно, что шведский король, как и парламент северян, понимает, что русские только выжидают время. Если сейчас сложилась патовая ситуация, когда и Россия не наступает, а шведам лишь остаётся судорожно, напрягая последние свои финансовые и людские ресурсы, готовиться к обороне, то это положение дел уже в скором времени должно измениться.

Впрочем, время может играть и на пользу Швеции. Вопрос только в том, как сложится у империи дела на юге.

Даже если Россия проиграет войну с Османской империей, огромное количество русских войск вернётся на север, к Москве, Петербургу, Новгороду, Нарве. Вернутся озлобленными. А ещё престолу и тому, кто находится рядом с Елизаветой Петровной, будет исключительно важно держать победу, в данном случае единственным врагом остаётся Швеция.

— Пишет о том, что готов встряхнуть риксдаг, добиться ослабления партии войны, сменить отношения на дружественные и даже не против личной встречи где-нибудь на границе, может, и в Выборге, — канцлер кратко пересказал суть письма от шведского короля.

Даже для Елизаветы Петровны это звучало унижением и признанием своей беспомощности.

— Фредрик Шведский староват, чтобы хотеть со мной встретиться, как с женщиной. Так что тут только политика. Что вы сами об этом думаете? — спросила Елизавета.

— Ваше Величество, в Европе назревает большая война «всех против всех». И в этих условиях Швеция в обязательном порядке будет искать себе союзников. Скорее всего, выйдет таким образом, что Швеция будет в союзе с Пруссией, Францией. Насколько слаба австрийская армия, мы уже убедились на примере того, как австрийцы ещё не успели вступить в войну с османами, но уже проиграли её… — Остерман сделал паузу, давая возможность Елизавете Петровне осмыслить сказанное.

Но пока Елизавета все не только улавливала смысл слов, она успевала их анализировать и формировать свою позицию. Когда престолоблюстительница хотела работать, то всё понимала и соображала очень быстро, выдавая порой даже очень оригинальные и конструктивные решения. Сейчас же у Елизаветы было скорее промежуточное состояние, когда она могла выдать как решение, так и абсолютную глупость.

— Ну же, продолжайте. У меня есть собственное мнение, и вы о нём уже знаете, и поэтому это не первый наш разговор о Швеции, — сказала Елизавета.

«Или же это мнение одного генерал-лейтенанта», — подумал Остерман.

Но, конечно же, сказал он иное.

— Ваше Великое Высочество, я всеми силами стремлюсь не допустить такого положения, когда Россия воевала бы на многих направлениях. Остаться в стороне от европейских дел нам нельзя: потеряем лицо, потеряем союзников. Война с Османской империей затяжная, она не на один год. И сил, и средств уйдёт на неё столько, что после будет нечем демонстрировать своё величие в Европе. И шведы, если не заключить с ними мирное соглашение сейчас, когда они просто умоляют нас об этом, скоро получат поддержку. Наше промедление будет означать не что иное, как продолжение войны. Французы, да и прусаки с их новым воинственным королём, в обязательном порядке будут вооружать и помогать шведам. А у нас до сих пор, напоминаю вам, есть морская блокада, а разгар навигации вот-вот начнётся, — выдал расклады Остерман.

Елизавета Петровна не хотела воевать с Францией. С