Последний рассвет Трои - Дмитрий Чайка

замечательно, принесем благодарственные жертвы богам. А подумать, что люди, не имеющие нормальных кораблей, станут преследовать тех, у кого они есть, и вовсе никто не мог. Это кажется каким-то безумием. Хорошо хоть, что и мой отец, и его брат — ребята вполне трезвомыслящие, и меня послушали. Хотя тут небольшая тонкость есть. Счастье в этом мире не является простой случайностью, это промысел божий. Здесь человек, которому сопутствует удача, считается любимцем богов, и все умные мысли не его собственные, это нему боги нашептали. А раз так, то невредно и послушать волю высших существ. Кажется каким-то бредом? Нет, Александр Македонский и Юлий Цезарь именно так и прожили, получив слепую поддержку войска. Не случайно у каждого римского императора в титуле обязательное слово было: Felix, счастливый.

Пролив здесь довольно широк, стадий двадцать-двадцать пять, а потому мы вышли с вечера, а потом полночи пробирались вдоль поросшего лесом фракийского берега к стоянке ахейцев. Найти их несложно, ведь зарево горящих деревень окрасило темноту летней ночи в багряный цвет. Деревни стоят пустые, люди оттуда ушли и угнали скот. Но ахейцы обязательно пойдут вглубь. Они пришли за добычей, и они ее возьмут.

Я греб вместе со всеми, потому что камень, прилетевший в грудь, не является веской причиной для безделья. Мы раз за разом опускали весла в воду, слушая тихий шелест волн. Спокойно сегодня море, не как вчера, да и ветер малость потише.

Над водной гладью потянуло запахом дыма. Это воины раздувают уголь в горшках, которые прячут под мокрыми кожами со всем возможным тщанием. Если увидят — пиши пропало. Все наши старания будут напрасны.

— Проклятье! — ругнулся Абарис, могучий малый лет двадцати пяти, который на спор поднимал лошадь. Он смотрел через плечо и махал веслом с каким-то яростным остервенением. — Корабли на якоре стоят. Вот дерьмо!

Да, это и впрямь скверно, потому что замысел наш — просто блеск. Подойти ночью вплотную к кораблям, забросать их горшками с углем, а потом сделать ноги. Если хоть один корабль останется на плаву, нас догонят и перетопят как котят. От ахейской монеры (1) на купеческой лохани не уйти нипочем.

— Плывем, — сказал я, и все согласно кивнули. Плывем, конечно, не возвращаться же из-такой мелочи.

Абарис передал весло товарищу, раздул огонь в горшочке и усмехнулся, довольный. Он бросать будет. Знатнейшие воины чуть не передрались за эту честь и теперь завидуют мне самой черной завистью. Еще бы, мальчишка, который пришел на свою первую войну, подвиг совершил, о котором можно по вечерам внукам рассказывать. Поэтому мое участие в этом действии даже не обсуждается. Сижу и гребу молча.

— Арма, прошу, закрой свой глаз! Если закроешь, я принесу тебе в жертву овцу! — прошептал Абарис, подняв лицо к луне, которая, как назло, не хотела прятаться за облаками. Она сияла изо всех сил, даже не думая нам помогать. Наверное, ночному богу тоже стало любопытно, чем все это дело закончится.

— Ну, как хочешь! — зло сказал воин и гордо отвернулся от ночного светила. — Смотри, я тебе предлагал! Овца — хорошая жертва! Не давать же тебе за это быка!

Сотня шагов! Полсотни! Лагерь ахейцев по правую руку от нас, на расстоянии броска камнем, и сейчас «собачья вахта», время перед рассветом, когда сон самый крепкий. Да… А вот кое-кому об этом сказать забыли. Рослый воин развязал набедренную повязку и с задумчивым видом держал в руках самое драгоценное, что есть у мужчины, возвращая лишнюю влагу богу моря.

— Эт-то что еще такое? — не понял он спросонок, увидев незнакомые корабли, которые появились в свете луны.

— Что-что! — зло прошипел я и всадил ему стрелу в живот. — Сдохни, гад!

Язык ахейцев нам понятен, ведь мы и торгуем с ними, и воюем, и баб их за себя берем. Тут у многих вторые имена греческие, от матерей полученные. Ахеец застонал, а потом заголосил благим матом, перебудив и лагерь, и часовых, которые клевали носами.

— Да провались ты! — заорал Абарис и бросил горшок, раскрутив его как следует.

— За корабли правь! — крикнул я. — Так не достанут! Смените меня на весле!

Совет оказался дельным, и мы отошли от берега, но лучники на кораблях не спали тоже. Все же ахейцы не полные идиоты, и кое-какие выводы сделали. Засвистели стрелы, и среди дарданцев появились первые раненые и убитые. Я тоже прицелился и снял лучника на корме монеры, а Абарис забросил туда еще один горшок. Знаете, чего нет у моряков? Обуви у них нет. Не нужна она и вредна даже, потому что у кожаной сандалии сцепление с палубой намного хуже. Но в этом есть и немалый минус. Попробуйте затоптать занимающиеся угли босой ногой и поймете, как просто потушить пожар на античном корабле, где нет ни кошмы, ни огнетушителя, ни даже щита, где висит приделанный намертво багор, топор и идиотское красное ведро в виде конуса. Ничего этого нет, зато есть паруса, бухты канатов, просмоленный корпус и даже пропитанная той же смолой пакля, которой конопатили швы между досками. И все это прекрасно горит.

Уже минут через пять мы правили в море, любуясь тем, как полыхает один корабль, как пытаются потушить второй, бросив на это все силы, и как выходит в море третий. Вот невезение. Хорошо, что есть план Б. Он всегда должен быть.

* * *

Красиво плывет боевая монера. Могучие парни бьют веслами по морской глади, став похожими на одно огромное живое существо. Выглядит это в лунном свете просто фантастически, и даже толпа озверевших от ярости воинов на палубе почти не портит это волшебное зрелище. Морской бой в этом мире заключается в сближении и перестрелке из луков. Абордаж тут никому неизвестен, тараны и метательные машины тоже. И это прекрасно, потому что так у нас есть неплохой шанс.

Наш самый маленький, восьмивесельный кораблик, который был длиной в двенадцать локтей, начал замедлять ход. На его палубе — самые отчаянные парни, которые плавают как дельфины. Они разворачиваются и идут навстречу ахейцам, позволяя спастись нам. Ахейцы заорали в восторге и затрясли оружием, они сейчас расстреляют и утопят их. Да только наши подняли парус и идут с подветренной стороны прямо на них, а на палубе разгораются плотно уложенные охапки сена. Когда корабли встретились, купеческая лоханка уже превратилась в огромный костер.

С треском столкнулись деревянные борта, и в них вцепились бронзовые