Стивен Кинг - 11.22.63

— Да.

— Загляни под заднюю страницу обложки той тетради, которую я тебе дал, дружище, и тогда ты, возможно, изменишь ход своих мыслей. Там есть кое-что, что я напечатал сегодня.

Я сделал, как он просил, и нашел там картонный кармашек. Для хранения таких вещей, как бизнес — карточки и памятки, решил я. Там лежал единственный сложенный лист бумаги. Я его извлек, расправил и долго на него смотрел. Это была компьютерная распечатка первого столбца газеты «Уикли Лисбон Энтерпрайз». Дата под названием стояла 18 июня 1965. И заголовок: ВЫПУСК-65 ЛСШ ПРОХОДИТ В СЛЕЗАХ РАДОСТИ. На фотографии лысый мужчина (академическая шапочка зажата у него под подмышкой, чтобы не упала с головы) наклонился к улыбающейся девочке в инвалидной коляске. Он держится за один край аттестата, она — за другой. «Каролин Пулен преодолевает большую гору на длинном пути к своему исцелению» — гласила подпись.

Я поднял глаза на Эла, взволнованный.

— Если ты изменил будущее и спас ее, откуда у тебя это?

— Каждое путешествие все отменяет, дружище. Помнишь?

— О, Боже мой. Когда ты вернулся туда, чтобы остановить Освальда, все, что ты перед этим сделал, чтобы спасти Пулен, стерлось?

— И да…и нет.

— Что ты имеешь в виду этими «да» и «нет»?

— Путешествие в прошлое, чтобы спасти Кеннеди, должно было стать последним, но я не спешил мчаться на юг, в Техас. Зачем? Оззи Кролика — так звали его сослуживцы в морской пехоте — в сентябре 58-го даже в Америке не было. Он весело выпускал пары в южной части Тихого океана, оберегая демократию на Формозе и в Японии. Поэтому я вернулся в «Тенистые домики» на Себаго и бил баклуши там до пятнадцатого ноября. Вновь. Но когда оно подкатило, я выехал еще раньше утром, что было, к черту, умно с моей стороны, так как я получил не просто два спущенных колеса на этот раз. В моем арендованном «Шеви» оборвалась какая-то из тяг. В итоге пришлось заплатить этому парню из автосервиса в Нэйплсе шестьдесят баксов, чтобы он одолжил мне на тот день свою машину, я еще и перстень ему свой морпеховский оставил в залог. Были и другие приключения, перечнем которых затруднять себя не хочу…

— А тот мост в Дарами стоял?

— Не знаю, друг, я даже не старался поехать по той дороге. Личность, которую не учит прошлое, — идиот, как я думаю. Единственное, что я запомнил, откуда будет подъезжать Эндрю Каллем, и не тратил времени, добираясь до туда. То дерево лежало поперек дороги, точно так же, как и первый раз, и когда он подъехал, я с ним боролся, как и перед тем. Вскоре у меня возникла боль в груди, точно, как и тогда. Мы сыграли всю комедию, Каролин Пулен провела субботу со своим отцом в лесу, а через пару недель я сказал «айда» и сел на поезд в Техас.

— А как же я тогда смотрю на это выпускное фото, где она в инвалидной коляске?

— Так как каждое путешествие через кроличью нору все отменяет.

И Эл начал просто смотреть на меня, ожидая, пойму ли я. Через какую-то минуту до меня дошло.

— Я?..

— Так и есть, дружище. Ты сегодня выпил на десять центов рутбира. Ну, и заодно ты усадил Каролин Пулен назад в инвалидную коляску.

Раздел 4

Эл разрешил мне провести себя в спальню и даже буркнул «благодарю, дружище», когда я опустился на колени, чтобы расшнуровать и снять с него ботинки. Он отмахнулся только, когда я предложил ему помочь сходить в туалет.

— Старание улучшить мир достойно похвалы, но не меньше, чем способность своими силами залезть на унитаз.

— Лишь при условии твоей уверенности в том, что ты сможешь это сделать.

— Я уверен, что смогу сегодня, а о завтра я буду беспокоиться завтра. Отправляйся домой, Джейк. Начни читать тетрадь, там немало. Переспишь ночку — что-то, да и надумается. Придешь ко мне утром и расскажешь, что ты решил. Я все еще буду здесь.

— Вероятность девяносто пять процентов?

— По крайней мере, девяносто семь. Вообще-то я чувствую себя довольно живо. Сам не был уверен, что с тобой доберусь так далеко. Просто рассказать и увидеть, что ты поверил, — это уже само по себе бремя с души.

Сам я не был уверен, что на самом деле поверил, даже после собственного приключения в середине того дня, но ничего об этом не сказал. Пожелал ему доброй ночи, напомнил, чтобы внимательно считал пилюли («Да, да!»), и пошел. На дворе я еще постоял с минутку, смотря на гнома с флагом с одинокой звездой, прежде чем отправиться по тротуару к своей машине.

«Не заводись с Техасом»[105], — подумалось мне…хотя, возможно, как раз это я и стремлюсь сделать. А судя по тем преградам, которые были у Эла, когда он изменял прошлое, — те пробитые шины, тот сломанный двигатель, тот проваленный мост — у меня было предчувствие, что, если отважусь, Техас заведется со мной.

После всего, что произошло, я не надеялся, что смогу заснуть до двух или трех часов ночи, очень похоже было, что я не смогу заснуть вообще. Тем не менее, время от времени организм руководствуется собственными нуждами. К тому времени, когда я, добравшись до дома, сделал себе слабенький напиток (возможность вновь хранить в доме алкоголь была одним из некоторых мелких плюсов в моем возвращении к статусу одиночки), у меня уже слипались глаза; на время, когда я допил свой скотч и прочитал где-то с десять страниц Эловой хроники Освальда, я их уже едва удерживал открытыми.

Я сполоснул стакан в мойке, двинулся в спальню (оставляя по ходу за собой следы из сброшенной одежды, Кристи задала бы мне перцу за такое) и упал в двуспальную кровать, где теперь спал один-одинешенек. Всплыла мысль — выключить прикроватную лампу, но моя рука все тяжелела, тяжелела, тяжелела. Проверка ученических эссе в непривычно тихой учительской казалась чем-то таким, что происходило давно. Не то чтобы это особо удивило; каждый знает, что время, вопреки его неумолимости, является поразительно податливым.

«Я искалечил эту девушку. Вновь усадил ее в инвалидную коляску».

«Когда ты сегодня в складе спускался по тем ступенькам, ты даже не предполагал, кто такая Каролин Пулен, не будь идиотом. Кроме того, возможно, где-то она все еще ходит на своих ногах. Возможно, прохождение сквозь ту нору создает альтернативные реальности, или временные потоки, или еще что-то, черт его знает, что именно».

Каролин Пулен, сидя в коляске, получает свой аттестат. Давно, еще в том году, когда песня «Держись, Слупи» группы «Мак-Койз» возглавляла попсовый хит-парад[106].

Каролин Пулен ходит по своему саду из лилий в 1979 году, когда попсовый парад возглавляют «Вилледж Пипл» с хитом «Вай-Эм-Си-Эй»[107]; раз за разом припадая на одно колено, чтобы вырвать какой-нибудь сорняк, а после поднимается с него и идет дальше.

Каролин Пулен посреди леса с отцом, вскоре она станет калекой.

Каролин Пулен посреди леса с отцом, вскоре она на своих ногах войдет в период взросления в маленьком городке. Где же она находилась, в каком временном потоке, задумывался я, когда новостные выпуски радио и телевидения сообщили о том, что тридцать пятого Президента Соединенных Штатов Америки застрелили в Далласе?

«Джон Кеннеди может остаться в живых. Ты можешь спасти его, Джейк».

А на самом ли деле улучшатся от этого дела? Не было никаких гарантий.

«Я чувствовал себя, как человек, который старается прорваться сквозь нейлоновый чулок».

Я закрыл глаза и увидел листы, которые срываются с календаря — как любили показывать ход времени в старых кинофильмах. Я увидел, как они порхают из окна моей спальни, словно птицы.

И еще одно видение промелькнуло, прежде чем я отключился: туповатый старшеклассник с еще более тупым старанием отрастить себе чахлую бородку, бормочет: «Хромает Гарри-Шкрек по ой-вей-ню». И Гарри останавливает меня, когда я хочу сделать поэтому мальчишке замечание: «Не стоит так переживать. Я к этому привык».

И уже тогда я отключился, нокаутированный.

Я проснулся посреди рассветного чириканья птиц, протирая себе глаза, уверенный, что плакал перед пробуждением. Мне что-то снилось, и хотя припомнить, что именно, я не мог, тот сон, наверное, был весьма печальным, так как я никогда не принадлежал к тем, кому зовут плаксами.

Щеки сухие. Никаких слез.

Я повернул голову, не поднимая ее от подушки, только бы взглянуть на часы, и увидел, что сейчас не хватает еще двух минут до шести утра. Судя по яркости света, впереди меня ждало замечательное июньское утро, да еще и без школьных уроков. Первый день летних каникул обычно вызывает у учителей такое же чувство счастья, как и у их учеников, но я чувствовал себя печальным. Печальным. И не только потому, что должен был разрешить трудный вопрос.