Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка

как-то не принято, а личные купальни могли иметь только цари и высшая знать.

— Па! — потянул меня за руку Ил.

— Пойдем, — шепотом ответил я, радуясь, что остался незамеченным. Я так давно не видел человеческих лиц в своем дворце. Только спины.

Акрополь Энгоми — самая высокая точка в этой местности, а если одну башню сделать выше остальных, то разместить на ней гелиограф проще простого. Кроме одного момента: дорого очень. Полированное бронзовое зеркало стоит немало, но оно сильно уступает по качеству передачи сигнала зеркалу серебряному. Овца стоит сикль серебра, и я даже не представляю, как доверить цену немалой отары простому человеку. Святых тут нет, и заповедь «не укради» еще не так прочно вошла в массы, хотя жрецы Морского бога и Великой матери стараются вовсю.

— Вижу! — раздался восторженный вопль Абариса. — Вижу, государь!

Он ведь не зря орет. Настроить передачу сигнала не могли очень долго. Месяц туда-сюда гоняли всадников, корректируя установку зеркала. Зато теперь его заделали намертво, нацелив точно на станцию приема.

— Па! — толкнул меня Ил. — Солнышко мигает.

— Б…о…г…и…д…а…х…р…а…н…я…т…г…о…с…у…д…а…р…я… — расшифровал я моргание зеркала, отстоявшего от нас на два дня пути, и хмыкнул. — Прогиб засчитан.

— Так и передать, государь? — преданно уставился на меня бывший матрос Диокл, который после ранения под Талавой в гребцы больше не годился. Золотой браслет взамен того, что отобрали люди Хепы, мне пришлось подарить ему заново.

— Передай им, — махнул я рукой, — что каждый получит премию в десять драхм.

— Десять драхм! — завистливо вздохнул Диокл и начал спешно дергать ручку, опускающую ставень.

— П…р…е…м…н…о…г…о…б…л…а…г…о…д…а…р…н…ы, — прочитал я, когда пришел ответ, — в…е…л…и…к…и…й…г…о…с…у…д…а…р…ь.

— Истинное чудо, — прошептал Абарис. — Это же теперь можно с самим Ла-Китоном связаться!

— Даже с Микенами и Троей, — повернулся я к нему, и мой легат превратился в соляной столп.

— Великие боги! — схватился он за голову. — Да что же вы делаете с нами! Я, государь, жил себе в Дардане, рыбу с отцом ловил. И не думал даже, что можно с другим городом, до которого два дня идти, вот так запросто поболтать! Это ж теперь, если враг нападет, мы узнаем тут же!

— Вроде бы так и было задумано, — кивнул я. — Но только если погода солнечная, как сегодня. Пойдем, обмоем это дело. Глинтвейн будешь?

— Это еще что такое? — подозрительно посмотрел на меня Абарис.

— Пойдем, — поманил я его. — Тебе понравится. Для зимы — самое то, что надо. Подогретое вино, мед и травы.

— Скажи, государь, а в Пер-Рамзес можно так сообщение передать? — глядя на меня наивным детских взором, спросил Абарис.

— Да хоть в Иерихон, — отмахнулся я. Кстати, а что это я вдруг о нем вспомнил…

* * *

В то же самое время. Область Атики, земля богини Хатхор.

Нетхетер, колесничие — воинская элита египтян, и справиться с ними не так-то легко. В Черной Земле порядки другие. Это не Микены, где и лошади, и повозки — собственность царя. Египтянин на войну собирает себя сам, а потому происходит из богатой семьи, которая может купить и коней, и все снаряжение. К такой службе воин готовится с детства, и к пятнадцати годам умеет править лошадьми и стрелять с немыслимой скоростью, несясь на полном ходу.

Тимофей размышлял, как ему поступить, целый день, после чего полез копаться в хурджунах, заботливо собранных для него еще в Энгоми. Он и не думал, что для войны столько всего придумали. Ведь когда он в свой первый поход пошел, ни пилумов не было, ни глиняных шаров с маслом, ни камнеметов. И такой вот дряни, вызывающей отвращение у любого честного воина, не было тоже. Тимофей брезгливо взял в пальцы острый четырехгранный шип, который, как ни брось, упадет острием вверх. Царь Эней почему-то называл его чеснок, но почему он его так называл, афинянин так и не понял. Да ему и плевать, чеснок так чеснок. Главное, что эта дрянь остановит колесницы, два десятка которых изрядно измочалят их воинство. Если выедут на ровную местность, то искусные возницы и лучники принесут много бед даже их немалому войску.

— Вот ведь дерьмо! — скривился воин, отбрасывая жуткую снасть в сторону. — Вот это возьму. А вдруг получится…

Три деревянных шара на веревке, которые назывались боло, понравились ему куда больше. А для его затеи, смелой до безумия, это оружие подходило идеально. Тимофей зловеще улыбнулся и подбросил шары на ладони, а когда Шамма удивленно посмотрел на него, спросил.

— Пращники хорошие есть?

— Обижаешь, — недоуменно глядя на него, ответил Шамма. — Я мальчишкой только с пращой и игрался. У нас ведь других игр и вовсе нет. В племени иври все умеют камни метать.

— Тогда мы возьмем крепость еще до полудня, — усмехнулся Тимофей, — и людей потеряем совсем немного. Я тебе обещаю. Отбери полусотню самых резвых и полусотню самых метких.

Огромная луна, нависающая над Землей богини Хатхор, заливала изрытую колодцами равнину своим ледяным светом. Горстка воинов, самых худых и быстроногих, шла скорым шагом, огибая старые выработки, брошенные еще столетия назад. Воины береглись. Неровен час, упадешь в заброшенную шахту, изломаешься весь в костяное крошево и помрешь там же. Многие шахты наполовину засыпаны песком от времени, а кое-какие, стоявшие на пути ветра, могли быть засыпаны дополна. Медная долина огромна. Час идти с севера на юг и два часа с запада на восток. Египтяне находили богатое место и вырабатывали его до конца, а потом переносили свои шурфы в другую сторону. Там же разбивали и лагерь, там же ставили вышки из тесаного камня, сложенного без раствора.В каждой такой вышке сидело три-четыре лучника, которые должны зажечь сигнальный огонь в случае опасности.

До крепости осталось каких-то пять стадий, и воинов, которые особенно не скрывались, наконец-то заметили. На ближайшей башне загомонили, забегали, и совсем скоро на ней загорелся огонь, который в течение каких-то пары минут разошелся кругом. Все башни загорелись, а на стене крепости засуетились часовые, передавая тревогу вниз. Трое шарданов, обходивших лагерь, залезли на камень и попытались увидеть хоть что-то в ночной синеве, но у них ничего не вышло. Было темно, а луна лишь подсвечивала какие-то неясные тени, пляшущие вдалеке. Шарданы плюнули и потрусили в сторону ворот. Они не дураки, биться