Сети Госпожи ужаса - Дмитрий Чайка

— Эвпатриды! — встал я, подняв кубок. — Я приветствую вас и благодарю за участие в нашем первом общем походе. Я уже говорил вам об условиях, но все же хочу напомнить. Все, что мы возьмем там, остается моим. Я выкуплю вашу добычу по честной цене и заплачу монетой: золотом и серебром. Вы убиваете только в битвах и только тех, кто поднял оружие. В чужие дома не заходим, крестьян для потехи не режем, баб не трогаем. Кому приспичит, это стоит обол. Скот не трогаем тоже. Обещаю, что из этого похода вы привезете небывалую добычу.

— Непривычно это, конечно, — хмыкнул Одиссей, нарушив молчание первым, — но я согласен. Надоело класть головы хороших парней за ношеные тряпки, орущих девок и битые горшки. Сифносское серебро в оплату меня устроит. Его и везти удобней.

— Прими в подарок кубок, из которого пьешь, мудрый царь Одиссей, — сделал я широкий жест, и тот даже задохнулся от восторга. Массивная серебряная штуковина, украшенная быками и колесницами, стоила немногим больше, чем весь его дворец за вычетом рабов и скотины.

У меня сегодня тяжелый вечер, который перейдет в тяжелую ночь и не менее тяжелое утро. Я буду много есть, много пить, говорить много пустых, но красивых слов, и дарить много подарков. Это и есть та самая работа правителя, которая так меня тяготит. Но избежать ее нельзя. И я поднял кубок снова, ведь царь Кносса Идоменей смотрит на меня ревниво. У него дома тоже не хватает хорошей посуды.

* * *

В то же самое время. Сифнос.

Кассандра прогуливалась по рынку, наслаждаясь здешним шумом и суетой. Горе и пережитый ужас понемногу отошли куда-то в сторону, будучи смытыми новыми впечатлениями, которые захлестнули ее подобно морской волне. Да и отсутствие матушки, которая более не прогрызала своими нравоучениями ее несчастную голову, тоже пошло царевне на пользу. Она совсем уже оправилась, и улыбка все чаще и чаще посещала ее круглое, словно луна, лицо. Она мало была похожа на сестрицу Креусу, но в одном они сходились: обе дочери Париамы до безумия полюбили выпечку с медом, отчего изрядно прибавили в нужных местах.

К невероятному удивлению сестер, Эней запретил подавать в их доме хлеб из муки, что мололи на каменных мельницах. Теперь зерно для царской семьи дробили в бронзовой ступе, а потом просеивали через мелкое сито. Когда Кассандра поинтересовалась, откуда такие причуды у воина, он выстроил в ряд десяток рабов от десяти до шестидесяти лет и приказал всем открыть рты.

— Видела? — спросил он. — Смотри, что каменная пыль с зубами делает.

Кассандра добросовестно осмотрела каждый рабский рот и ничего нового для себя не нашла. Обычное дело, когда с годами зубы стачиваются до корней. Она и не думала никогда, что это из-за каменных жерновов. Эней в очередной раз сделал простое сложным, и Кассандра, поразмыслив немного, хлеб вне дома есть перестала. Зубов было жалко до ужаса, их ведь лечить никто не умеет. Одна из жен отца даже к богам ушла, когда на месте сломанного зуба у нее какой-то гнойник образовался. Уж и пару быков в жертву Великой матери принесли, а все без толку. Умирала несчастная несколько месяцев, в невыносимых муках, к радости всего остального гарема.

Кассандра в своих походах на рынок одевалась нарочито просто и брала плетеную корзинку для всякой мелочи. И лишь мрачный, жилистый слуга, обманчиво худой, незаметно следовал за госпожой, не мешая ее одиночеству. И даже когда какой-нибудь подгулявший матрос трепал царевну по пышной заднице и обещал обол за недолгую романтическую встречу, слуга не вмешивался. Дальше дело все равно не зайдет. Хватать свободную даму за всякое было наказуемо немалым штрафом, но по молчаливому согласию женской и мужской половины острова шлепок по заднице считался разновидностью словесного комплимента. Мол, такая неописуемая красота мимо прошла, что даже слова закончились. В общем, раз еще ни одна горожанка на такой знак внимания в стражу не заявила, то и Кассандра не заявляла тоже, стоически терпя грубоватые знаки внимания. Тут резон простой: не хочешь, чтобы тебя матросы за задницу щупали, не ходи там, где матросы баб за задницы щупают. Царевна девушкой была умной, а потому выделяться среди других женщин не хотела. Ее здесь уже считали служанкой из богатого дома, и она с этим не спорила. Она наслаждалась своей свободой, немыслимой даже в Трое, когда был жив отец.

— Здравствуй, Пудухеппа. Ты изрядно поправилась, даже глаз радуется. Видно, у тебя добрая хозяйка, и кормит хорошо, — приветливо улыбнулся ей старик, у которого она брала свежую зелень. А имя свое она переделала на манер хеттского, чтоб никто не догадался. Ее тонкого юмора здесь все равно не поймут, ведь великая царица умерла довольно давно.

— Здравствуй, почтенный Архий, — улыбнулась ему царевна. Дядька он был приятный, болтливый, и за задницу ее не хватал, что тоже немаловажно.

— Что слышно на горе? — спросил он.

— Не знаю даже, что тебе рассказать, — наморщила носик Кассандра. — Государь наш на войну уплыл, а женщины из царского дома день-деньской в карты играют. Рабыни дворцовые мне шепнули, что госпожа Феано у государыни нашей брошку драгоценную выиграла, а потом, не будь дура, проиграла ее назад. Говорят, сама царица Гекуба скоро к дочери в гости приплывет. То-то нам всем некогда будет. Целый день готовь да полы мети! Беда просто! А что в порту слыхать?

— Да как всегда вроде, — наморщил лоб старик. — Только знаешь… Корабль с Эвбеи пришел с утра. Чудно. Семь сестер не взошли еще, а купцы уже в море отправились. Да когда было такое! Опасно же.

— Да, может, заработать хотят, — легкомысленно отмахнулась Кассандра. — Обычное дело.

— Дело это необычное, — рассудительно ответил зеленщик и важно поднял палец к небесам. — Если они в Египет собрались, то рано еще. Видишь, гавань пустая! Только эти вот и приперлись. Ну вот скажи на милость, к чему три недели впустую на нашем Сифносе сидеть и зерно проедать? И на тех, кто пришел масло свое продать, они не похожи тоже. Все купцы первым делом интересуются, где сейчас почтенный Филон, и почем он масло берет. А эти… — и он драматически замолчал.

— А эти? — Кассандра старательно раскрыла рот, всеми силами показывая свой жадный интерес к старческой болтовне.

— А эти спросили, на острове ли наш господин, — торжествующе