Сети Госпожи ужаса - Дмитрий Чайка

— А вот сейчас обидно было! — вскинулся Кулли.

Забвение после смерти — нет хуже судьбы для истово верующего вавилонянина. И нет хуже пожелания. Впрочем, напор на дверь ослаб, и за ней послышался жалобный плач.

— Сжалься надо мной, добрый господин, — услышал купец дрожащий голос, а потом за дверью раздались всхлипы. — Я же домой хочу! Третий месяц тут сижу. А меня жених ждет.

— Да мне твой жених должен теперь! — ухмыльнулся Кулли. — Он сам своего счастья не знает. Еще день проведет без лицезрения твоей красоты.

— У меня отец в лавке один, — слышал Кулли причитания за дверью. — А он старенький. Лавка-то на мне. Он думал, замуж меня выдаст, так хоть зять помогать будет. А я тут сижу и сижу-у, — причитания перешли в горький, полный душевной боли плач.

— А чем торгуете-то? — пустого любопытства ради спросил Кулли, который дверь не бросал, подозревая в происходящем коварный план по отвлечению его внимания. Видят боги, безутешная невеста возьмет его силой, навсегда растоптав мужскую гордость. Кулли по достоинству оценил мощь ее ударов, а потому в возможностях дамы за дверью не обманывался ничуть. Хрупкая девушка, истомленная священным служением, его в бараний рог согнет.

— Синий камень и олово, — ответила дама за дверью всхлипывая. — Еще медь есть.

— Откуда медь возите? — навострил уши Кулли.

— Раньше из страны Маган[13] братья возили, — ответила девушка, и слез в ее голосе не было слышно вовсе. Голос ее теперь деловит и сух, словно арамейская пустыня. — Но сейчас там меди мало стало, и дорогая она. Братья на восток ходят. Оттуда синий камень везут и олово. Медь по дороге в Сузах берут, там ее много.

— А какой дорогой они за оловом ходят? — вкрадчиво поинтересовался Кулли.

— А может тебе золота прямо в заплечный мешок отсыпать? — послышался насмешливый голос. — Ты, чужак, меня за полную дуру принял?

— А если я твоему отцу дешевой меди с Кипра привезу? — спросил ее Кулли. — А еще железных ножей, мотыг и наконечников копий?

— Любой объем возьмем, — не задумываясь, ответила девушка. — И доплатим тридцатую часть сверху, если ты только нам весь товар отдашь.

— Двадцатую! — азартно заявил Кулли. — И только вы с отцом получите весь груз. Оплата оловом и синим камнем!

— Договоримся, — ответила девушка за дверью после некоторого раздумья. — Надо твой товар смотреть. Железо сюда из Хайясы везут. Бывает, дрянь дрянью притащат, а не железо. Шлак прямо кусками отваливается.

— Козочка моя! — купец широко распахнул дверь в скромную каморку, где из мебели стояло только ложе, накрытое тощим тюфяком. — Дядя Кулли сейчас сделает из тебя благочестивую женщину, с которой не стыдно заключить брачный договор… Кстати, ты уже заключила договор?

— Еще бы! — презрительно фыркнула девушка, к которой Кулли не на шутку воспылал страстью. — Жених мой безродный, из приказчиков-мушкенов[14]. Полной дурой надо быть, чтобы за такого без брачного договора выйти. Договор у меня, почтенный, на пяти табличках, и заверен, как должно. Там каждый моток ниток перечислен, что моим имуществом после развода останется. Я мужа в любой момент могу из дома выгнать, а вот если он со мной разведется, то такой штраф заплатит, что до следующего потопа отрабатывать будет. У меня к тому договору десять свидетелей из хороших родов имеются, да еще и царский писец-тупшарру свою печать приложил. Если муженек мой даже воздух испортит без разрешения, я его воронам скормлю, и в своем праве буду.

— Ах, какая женщина! Да где ты была всю мою жизнь? — восхитился купец, сердце которого растаяло как снег на весеннем солнце. Он видел снег и лед в горах Тавра.

— Видишь! А ты не хотел со мной на ложе лечь, — хмыкнула красота неописуемая. — Даже уговаривать пришлось.

— Так, — деловито произнес Кулли, бросая ей в подол несколько драхм. — Священное серебро Богине уплачено. Ложись! Делаем все по-быстрому и идем к твоему почтенному отцу, обсудим серьезные вопросы.

— Я же сказала, — усмехнулась девушка, неумело устраиваясь на ложе, — отец у меня старенький совсем, у него ноги больные. Серьезные дела со мной обсуждать будешь. Я в лавке дела веду.

А ведь она и не страшная совсем, — думал Кулли, любуясь крючковатым носом, совиными глазами и мышиными хвостиками там, где у нормальной женщины должны быть косы. — Моя-то стерва куда страшнее была. А ругается как! Просто хвалебный гимн Богине, а не ругань. Хороша-а!

Купец взгромоздился на девушку, задрал подол длинного платья и приступил к делу, не обращая внимания на ее ойканье. Да и зачем бы ему это? Славить Иштар — это не служанку трактирную оприходовать. Это дело благочестивое, к нему со всей ответственностью подойти нужно. И тут Кулли, не ожидая от себя ничего подобного, вдруг заявил.

— За меня замуж пойдешь? — он остановился в самый ответственный момент. — Я хорошего рода. Из авилумов Сиппара, не мушкен какой-нибудь.

— Может, имя мое сначала спросишь? — хмыкнула прелестница. — Продолжай, почтенный. Как свое дело закончишь, обсудим. Если у тебя нет ничего, то ты мне даром не нужен. У меня один нищий жених уже имеется, а второй мне ни к чему. Сикль к сиклю собираться должен. А если ты серебра заработать не можешь, то зачем мне свою достопочтенную кровь с твоей дурной мешать. Только уважаемых предков гневить глупостью.

— Какая женщина! — в очередной раз подумал Кулли, занявшись девушкой со всем своим нерастраченным пылом. Тертый, битый жизнью купец, кажется, влюбился как мальчишка, впервые в жизни. И он произнес фразу, которой сам от себя не только не ожидал, но даже и не подозревал, что вообще произнести ее способен.

— Я твоему жениху сам отступное выплачу.

— Так вот она какая, истинная любовь, — услышал он растерянный голос своей ненаглядной. — Благословила-таки богиня, дошли до нее мои молитвы. Ну, раз так, то согласна я замуж пойти. Может, познакомимся для начала…?

Глава 7

Год 2 от основания храма. Месяц третий, называемый Дивойо Потниайо, Великой Матери, приносящей весну, посвященный. Угарит.

Я ходил по великому когда-то городу, который стараниями жителей почти что расчистили от мусора и битого кирпича. На месте целых кварталов раскинулись пустыри, где горожане теперь пасли своих коз и разбили огороды. Небывалое дело там, где раньше ногу некуда было поставить. Тысяча человек теперь живет в Угарите вместо десяти тысяч, что находили себе здесь хлеб во времена расцвета.

Рапану, который шел рядом