По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

прочим, Василий Седых и Пётр Ковалёв ещё живы, и кто знает, не столкнёт ли их с Максимом судьба?

Было бы интересно посмотреть на этих людей. Какие они?

Не о том думаешь, сказал он себе. Думай о том, что ты можешь сделать для своей Родины и своих предков здесь и сейчас. Они сделали всё, что могли. Твоя очередь.

Утром восемнадцатого августа Максим проснулся, сделал усиленную сорокаминутную зарядку, включающую разминку, силовые упражнения и бой с тенью и тренировку перехода в сверхрежим и обратно.

Затем умылся и позавтракал.

Бриться не стал. Ещё вчера они с КИРом решили, что двух-трёхдневная щетина больше подходит для маскировки под местного жителя, нежели гладко выбритые щёки и подбородок.

— Я бы даже посоветовал усы отпустить, — сказал КИР.

— Ага, ещё и кончики вверх закрутить, да? — недовольно буркнул Максим, который не любил себя с усами.

— Ты путаешь время, местность и сословия. Кончики вверх — это начало двадцатого века, Российская империя, дворянство, казачество или мещанство. А ты — обычный советский обыватель, украинец, хохол, попросту говоря. Поэтому кончики усов должны быть опущены вниз.

— Посмотрим, — сказал Максим. — Но учти, я не обещаю.

— А я и не заставляю, — парировал КИР. — Но так будет лучше.

После завтрака Максим облачился в универсальный комбинезон, обулся, и запустил дрон-разведчик.

Малютка дрон вылетел из-под воды и притворяясь самым обычным жуком, сделал круг над болотом. Затем поднялся выше.

— Чисто, — сообщил КИР. — Людей нет. Наблюдаю трёх ежей и зайца. Это всё.

— Заяц мне, надеюсь, не помешает.

Комбинезон Максима ещё и не пропускал воду, так что в лодку он забрался фактически сухим. Даже волосы не намокли, спрятанные под лётным шлемом Николая, который Максим натянул на голову после того, как КИР в корабельном молекулярном синтезаторе сумел его слегка изменить под размер головы Максима (этот же синтезатор привёл в полный порядок окровавленную и порванную форму младшего лейтенанта).

Экспериментальный молекулярный синтезатор оказался в имеющихся обстоятельствах едва ли не самым полезным устройством на корабле. Не считая КИРа, естественно.

Синтезатор мог изготовить или изменить, согласно заложенной программе, какую-нибудь простую вещь из подходящих материалов. Тот же штурмовой плазмотрон не мог. А, к примеру, молоток, нож, ложку или, допустим, золотую монету, мог. Была бы программа, энергия и подходящие материалы.

То же золото в синтезаторе получалось не из чего угодно, а только из металлов платиновой группы, а также ртути и меди.

Для железа лучше всего подходили кобальт, никель, хром и марганец.

И так далее. То бишь, для превращения одного химического элемента в другой, нужно было, чтобы они стояли близко друг к другу в Периодической таблице Менделеева.

То же было и с относительно сложными материалами.

Для бумаги нужна была та же бумага или хотя бы целлюлоза, дерево, хлопок, лён и ли пенька.

Для хлопковой ткани — хлопковые волокна.

Для кожи — кожа.

Для пластмассы — каучук, смола, бакелит, этилен, бензин или хотя бы нефть.

И так далее, и тому подобное.

Энергии синтезатор жрал немерено, часто давал сбои в работе и стоил как небольшой город. Но, как надеялся Максим, должен был оправдать себя полностью.

Утро выдалось тёплым и ясным. Над болотной водой, подёрнутой ряской, носились стрекозы. Пели птицы. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь листву, радовали глаз вместе с листвой. Пахло водой и травой. В синем небе неторопливо плыли пухлые белые облака.

— Тишь да гладь, божья благодать, — побормотал Максим, причаливая к берегу. — И не скажешь, что совсем рядом война. Война и враг.

Он не поленился упаковать лодку и спрятать её в рюкзак.

Медленно огляделся. Прислушался. Определился с направлением и бесшумно зашагал по лесу.

Вскоре впереди, среди деревьев, в пятнах света и тени показался силуэт И-16.

Максим остановился за мощным высоким и раскидистым буком. Положил руку на его гладкую кору. Расслабился. Постарался слиться с деревом, услышать, почуять, как корни тянут из земли влагу, как она поднимается вверх по стволу, расходится по ветвям. — Тук-тук-тук, — медленно билось сердце Максима.

— Шхуд-шхуд-шхуд, — толчками растекалась по дереву жизненная сила.

Даже листья, казалось, шелестят, подчиняясь не ветерку, а некому ритму, идущему откуда-то из самого древесного нутра.

— Хороший, хороший, — пошептал одними губами Максим, поглаживая пальцами кору. — Я — свой. Не бойся. Я — свой.

Он знал: чтобы раствориться на местности, стать невидимым и неслышимым, мало уметь бесшумно передвигаться и умело использовать средства маскировки. Нужно стать этой местностью.

В лесу — деревом.

В степи — травой.

В горах — камнем.

В пустыне — сыпучим песком.

В городе — абсолютно блеклой, ничем не примечательной фигурой, чуть шаркающей походкой направляющейся по каким-то своим ничего не значащим делам. Без ярких мыслей и чувств.

Всё в природе обладает своим внутренним ритмом и, если уловить этот ритм, подчиниться ему, влиться в него, тебя пропустят взглядом человеческие существа — те, кто из ритма выпадает.

Разве что звери учуют, нюх не обманешь, но со зверем всегда можно договориться. Или напугать.

Говорят, так умели древние охотники — те, кто не брал от природы лишнего, но всегда приносил своей семье добычу.

Теперь так умеют русские военные разведчики. Не все, но многие.

Максим умел.

Конечно, можно было положиться на дрон-разведчик.

Но Максиму хотелось потренироваться в умении исчезать. Он давно этим не занимался, требовалось освежить навык.

Что ж, вроде бы всё тихо и мирно. Он никого не видит и его тоже не видит никто.

Максим подошёл к упавшему самолёту, запрыгнул на подломившееся крыло, обследовал кабину.

Пулемёты и оставшиеся патроны к ним, как Максиму уже было известно, немцы забрали. Что ж, разумно. Сам не заберёшь — достанется другим. К примеру, партизанам.

А вот парашютом, испачканным в крови русского лётчика, побрезговали.

Максим сбросил парашют вниз на траву, стянул с сиденья чехол из овчины, тоже сбросил. Пошарил в кабине, ничего полезного больше не нашёл, спрыгнул.

Жалко пулемёты, могли бы пригодиться после соответствующей переделки. Однако на нет, как говорится, и суда нет.

Он вернулся на корабль, стараясь не оставлять следов, дал задание КИРу, а сам уселся в рубке перед обзорным экраном. Пора было узнать местность получше.

Он направил дрон-разведчик к речке. Потом, через поле, к селу Лугинки. Это было совсем небольшое и бедное село. Невысокие, потемневшие от времени, бревенчатые хаты, крытые соломой или дранкой.Плетни вокруг огородов с надетыми на вертикальные колья глиняными горшками.

—