Чëрный Выброс: подкритическая реактивность - Радислав Лучинский

— Я понимаю, — продолжил Сэнед, — Моим словам сложно доверять. Я наделал кучу глупостей, и из-за этого в моëм рассказе полно нестыковок. На любые вопросы я готов честно ответить. Но, пожалуйста, не надо подозревать меня в подлости!

— А как тебя не подозревать? — огрызнулся Тошка, — Ты даже говоришь не как нормальный человек, а как чëртов киногерой! К тому же — из плохого фильма.

— Это из-за ретранслятора, — бэ-энчик опять виновато улыбнулся, — Он любую речь делает слишком классической. Люди на улицах у нас так действительно не разговаривают… Но будьте покойны, для меня сейчас ваша речь отображается точно так же.

— А, кстати, как он вообще работает? — спросила Лина, обрадовавшись возможности сменить тему, — У нас ведь тоже подобные штуки есть. Из Ленинграда двадцать третьего века привозят.

— Честно говоря, я сам до конца пока не понял. Мне его на Иссе выдали, сразу как я там появился. Если совсем просто: устройство использует примерно те же принципы, благодаря которым возможна телепатия. По крайней мере, именно диалоговая. Ведь прежде, чем сказать что-то собеседнику, мы формулируем это у себя в голове. Машина ловит эти импульсы, расшифровывает и передаëт, причëм, каждому собеседнику кажется, что говорят на его родном языке.

— Классная псионическая штука! — одобрил Эрик, — Наши плюс-минус так же работают.

— Его ещё можно настроить и на расшифровку речи, — Сэнед засиял, как новенькая монетка, похоже, больше всего на свете он обожал что-то объяснять, — Тогда он, грубо говоря, будет телепатически подсказывать мне, как говорить по-русски. Честно говоря, скорее бы он с анализом покончил, надоело молчать всё время!

— А ты в меню поколупайся! — посоветовал Эрик, — Вдруг есть возможность машинку обучить по ускоренной программе?

Сэнед благодарно заверил его, что обязательно поколупается.

Рэйден хотел было спросить, не прихватил ли бэ-энчик ещё чего-нибудь полезного с Иссы, но дверной звонок подал голос снова. Клондайк вылетел из-под стола с радостным лаем. Сэнед и Чернобыльников обменялись одинаково уничтожающими взглядами, как договорами о коротеньком перемирии. ВИУР Назаров устало потëр переносицу и вздохнул.

Диск 3, фрагмент 4

— И кто на этот раз? — угрюмо поинтересовался Тоха, — Соседи, пожарные, милиция? Президент Соединëнных Штатов?

— Товарищ Хрусталëв, — успокоил его отец, — Ребят, стол в божеский вид приведите, пожалуйста, а то как-то неудобно.

Это действительно был Арсений Никитич. Входя в кухню, директор "Эпи-Центра" посетовал, что товарищу майору сегодня, к сожалению, никак с работы не вырваться.

— Но хотя бы я на ближайшие пару часов в полном вашем распоряжении, — утешил он и, не чинясь, принялся помогать Лине складывать в раковину грязные чашки и вытаскивать из шкафа новые. Эрик в который уже раз водрузил на плиту чайник.

Основатель и бессменный директор СНО "Эпи-Центр" был высоким, худощавым и моложавым. Носил длинные, до лопаток, волосы, которые скручивал в пышный импозантный хвост, серебряный, точно зимний мех песца. Никто не знал доподлинно, был ли это его натуральный цвет и сколько седины к нему уже примешалось. Когда-то давным давно, у себя на родине в Ленинграде двадцать третьего века, Хрусталёв оказался жертвой аварии, взрыва. Врачи спасали его с помощью восстанавливающей биованны, а все, кто прошёл такое лечение, на вид кажутся практически безвозрастными. Из-за этого, и ещё из-за чуть вкрадчивого, глубокого и мелодичного голоса, аристократических манер и этих самых длинных волос директора "Эпи-Центра" некоторые звали Эльфом. Арсений Никитич посмеивался и говорил, что про эльфов в очках обожаемый им профессор Толкин ничего не писал, но позывной такой ему, пожалуй, нравится.

А ещё директор "Эпи-Центра" был одним из лучших "эфирщиков" города, уступая, разве что всё тому же майору Кострову, между прочим, своему старинному другу. Также про Арсения Никитича рассказывали, что он полиглот и обладает абсолютной памятью. Так ли это было на самом деле, никто не знал, но интересных фактов из самых разных областей Хрусталëв помнил великое множество. А ещё славился тем, что умеет с кем угодно говорить непринуждëнно, на равных и примерно в той же манере.

Была ли у него семья, и если была, то куда в итоге делась, в Светлояре никто не знал. Но жил Арсений Никитич один (Если не считать целых пяти кошек) в крошечной ведомственной квартирке на территории научного центра. "Прямо как Курчатов!" — гордо добавлял Чернобыльников всякий раз, когда рассказывал кому-нибудь про директора. Правда, у Курчатова был целый дом, а котов, наоборот, вроде бы, не было совсем, но это Тошку, в принципе, не смущало.

— Ну, познакомьте меня, наконец, с товарищем, — тепло улыбнулся Арсений Никитич, когда минимальный порядок был наверное и очередной чай разлит по чашкам. Сэнед встал, изящно поклонился и в повторил то, что уже рассказывал остальным. И Хрусталëв к его истории отнëсся очень серьёзно. Даже лицом посуровел и стал похож не на учëного, а на военного.

— Прости, буду вынужден задавать в том числе бестактные вопросы, — предупредил он быстронейтронничка, когда тот закончил вещать. Сэнед кивнул и заверил, что это "ничего".

— Итак, если я всё верно понял, тебя однажды переместили с родной твоей станции на АЭС Исса, предложили работать в их исследовательском центре, а потом, кхм… подредактировали воспоминания о родном мире?

— Да, — кивнул Сэнед, — Я помню какие-то обрывки. Вкус печенья из станционный столовой, например, помню, а как зовут директора — забыл. Формулы помню, все, какие знал, но именно из общего курса физики, а вот особенности нашей родной Майтирэнской Зоны — совсем нет. Вот — сформулировал общий принцип: моя память, после, если можно так выразиться, обработки стала похожа на альбом с картинками. А не на связное повествование или, допустим, энциклопедическую справку. И к картинкам почти нигде нет комментариев.

— А как поживает твоя память об Иссе? — Арсений Никитич достал из нагрудного кармана ручку и начал крутить в пальцах, — Ты упоминал драконовские меры безопасности.

— Прошу прощения, я не совсем понял причём здесь крылатый ящер, — Сэнед чуть смутился, — Но меры действительно те ещё. Я уже говорил, что без разрешения высшего руководства станции Иссу покидать не разрешается. И нас предупреждали, что у того, кто всё-таки сделает это, воспоминания об Иссе и всём, что там с ним происходило тоже заблокируются.

— И у тебя они заблокировались?

Быстронейтронник низко-низко опустил голову.

— Да, — сказал он очень виновато, — У меня иссовских воспоминаний осталось очень мало, и они тоже — отдельными маленькими фрагментами. Которые очень сложно смонтировать друг с другом.

— Так называемый "микшерный" тип блокировки памяти, — Арсений Никитич откинулся на стуле, — Все личные воспоминания дробятся на осколки минимально возможного размера, а все ассоциативные