Не тот год III - Михаил Владимирович Баковец

как командиры и так далее. Чуть-чуть напрягся, когда он коснулся темы моих способностей. Но и тут, как мне показалось, разговор был поверхностный, без копания в глубину. Уверен, он всё это и так знает из докладов моих сослуживцев. В конце я предположил, что нарком просто хотел кое-что прояснить для себя обо мне. Часть вопросов, скрытых в ворохе других и принятых мной за неважные для меня, были важны лично Лаврентию Павловичу.

Общались с ним полтора часа, а это, скажу я вам, немало в текущих условиях, когда враг стоит под стенами, образно говоря. Дважды нам приносила чай молчаливая женщина средних лет. Итогом нашей встречи стало награждение меня очередным орденом Ленина.

— Простите, Андрей Михайлович, что вот так просто без церемоний, — вроде как искренне попросил прощения нарком. — В качестве извинений примите ещё вот эти документы.

Взяв тонкую картонную папочку из его рук, я не утерпел и спросил:

— А там что?

— Документы на квартиру в Москве.

В коридоре меня уже ждал знакомый капитан, который вывел меня на улицу и сдал обратно на руки парочке штатских энкавэдэшников с «эмкой», «принявших» меня на вокзале. Папку я открыл уже в машине. Внутри лежали всего несколько листков бумаги. А среди них ордер на заселение в пятикомнатную квартиру. Всё-таки встреча с грозным наркомом и личная с ним беседа, в которой я искал все полтора часа подводные камни, выбили меня из колеи, потому как адрес мне ничего не сказал — улица Серафимовича, 2. А должен был.

Зато, когда машина подъехала к моему новому жилищу, всё стало ясно.

«Да это же Дом на Набережной!», — пронеслась в голове мысль. Этот дом достаточно известен в столице даже в моё время. Про него я уже слышал в этом времени. И уж точно про него знал я, как опер. В это время его называют — Дом предварительного заключения. Всё из-за того, что в совокупности за время правления Сталина каждый третий жилец был репрессирован, расстрелян или пропал с концами. А любые расспросы о таких потеряшках вели в кабинеты, куда никто из здравомыслящих людей не захочет попасть.

В подъезде нас встретил консьерж и комендант. Внимательно проверив документы в папке, комендант лично проводил меня до квартиры. На мой этаж поднялись на лифте с личным вахтёром.

— Если будут какие-то вопросы, то наберите две двойки на телефоне, и я вам сразу же на всё отвечу, — перед прощанием сообщил мне комендант дома.

Мне досталась не «блатная» квартира на шестом этаже. Часть окон и балкон выходили во внутренний двор, остальные на улицу. Но не на Кремль, что даже в моё время считалось эдаким важным понтом. А про сейчас и вовсе можно не говорить. Правда, в будущем в этом доме жили абсолютно разные люди. От парикмахерши, способной оплатить съём или покупку квартиры, до иностранца, пожелавшего окружить себя кусочком истории России.

Первое, что я оценил — это потолки. Здесь они оказались под четыре метра. Даже не три с половиной, а скорее три семьдесят или три восемьдесят. Под стать им были окна.

«Тут стандартными занавесками из леруашки не обойдёшься», — мысленно похмыкал я, оценивая свалившееся на меня богатство.

Впрочем, покупать что-либо не понадобилось. И шторы, и мебель, и даже цветочные горшки в квартире присутствовали. И каждая вещь с инвентарным номерком. Вплоть до фарфоровой кофейной чашечки в комоде.

Вся квартира поражала простором и светом. Не могу представить, что буду делать с пятью комнатами. Вот будь сейчас уже развиты высокие технологии, одну обязательно отвёл бы под компьютерную и кинозал. Игровой комп максимальной комплектации у одной стены. И телевизионную панель дюймов на восемьдесят пять на другую со всеми приставками и ресиверами. Но, увы, до подобных помещений у простого люда ещё примерно шесть десятилетий.

— В принципе, в одной можно соорудить спортзал. Сейчас все гири, гантели со штангами и даже велотренажёры уже есть, — пробормотал я, продолжая шествие по квартире.

Кухня меня удивила и разочаровала. На фоне комнат и общего метража кухня была маленькой. Прям не кухня, а кухонька. Странно видеть такую планировку. Или тут какая-то своя внутренняя подоплёка? Комендант говорил про то, что внизу есть столовая, в которой постоянно готовят, и можно заказать по телефону что душе угодно. Возможно, архитектор, состряпавший планировку, делал расчёт на питание в ней, а не готовку на кухне.

Упав на диван, я вдруг вспомнил жителей деревень и мелких городков, где успел побывать. Множество людей жило в бараках и даже землянках. Брали воду из колодцев, а кто-то и вовсе ходил за сотни метров с вёдрами к роднику. Вещи стирали на мостках на речке. А тут из крана течёт горячая чистая вода, из соседнего холодная. Есть отопление, которое нагрело квартиру так, что мне в галифе и гимнастёрке жарко до испарины на лбу. В целом в СССР жизнь была нормальная и люди были довольны, ещё помня царские времена. Но вот такие мои открытия били неприятным контрастом.

«Нужно будет намекнуть, что ли, Берии в нашу следующую встречу… Или вообще прямо в лоб сказать, что такое неравноправие совсем не похоже на озвученные догмы про всеобщее неравенство и братство, — подумал я, смотря на белёный потолок и лепнину. Хотя он сам, я уверен, в курсе подобного».

Успокоился я примерно через час после вселения в квартиру. Стал уже проще смотреть на обстановку и перестал то и дело подходить к окнам, глядя на улицу и внутренний двор. И уже не шатался бесцельно из комнаты в комнату.

На всю местную обстановку, отдающую казёнщиной несмотря на общий шик и блеск, так насмотрелся, что захотел внести сюда что-то своё. Разнообразить! Сделать более душевной и домашней! А то у нашей группы под Киевом в избе и то обстановка теплее была, несмотря на все сапоги-портянки, чем здесь.

Кстати, по поводу портянок и сапог. А не сменить ли мне свой прикид? Хватит, находился уже в форме. Хочется уже в нормальных брюках пофасонить, а не в этих галифе. Да и каждому месту своя обёртка. Окопам галифе с гимнастёркой, городу брюки и пиджак.

Сказано — сделано.

Я полез в чемодан. Там среди немногочисленных вещей лежал газетный свёрток внушительных размеров. Газета скрывала несколько толстых пачек банкнот. В основном там были премии за мои геройства, и совсем крошечная часть приходилась на зарплату. Деньги мне чуть ли не в приказном порядке выдали в финчасти перед поездкой в Москву. Сумма в чемодане лежала такая, что если бы сейчас в