Стивен Кинг - 11/22/63

Фритц сказал мне, что копы дежурят в коридоре, этажом ниже и в вестибюле исключительно для обеспечения моей безопасности и чтобы не подпускать ко мне прессу (ну-ну). Потом пожал мне руку. Агент Хости тоже пожал мне руку, и когда он это делал, я почувствовал, как сложенный листок бумаги перекочевал из его ладони в мою.

– Отдохните, – сказал он. – Вы это заслужили.

Когда они ушли, я развернул крошечный квадратик. Получился листок из блокнота Хости. Он написал три фразы. Возможно, пока я разговаривал по телефону с Джеком Кеннеди.

Ваш телефон прослушивается. Я приду вечером в 21.00. Сожгите и пепел спустите в унитаз.

Я сжег записку, как Сейди сожгла мою, потом взял телефонную трубку, раскрутил. Внутри обнаружил маленький синий цилиндр размером с пальчиковую батарейку, прикрепленный к проводкам. Меня позабавило, что надписи на нем на японском. Сразу вспомнился мой давний приятель, Молчаливый Майк.

Я отсоединил цилиндрик, накрутил крышку, набрал «0». Назвал свою фамилию. Последовала очень долгая пауза. Я уже собрался положить трубку, когда телефонистка коммутатора начала плакать и, захлебываясь, благодарить меня за спасение президента. Если она может что-то сделать, если кто-то в отеле может что-то сделать, от меня требуется лишь позвонить ей – Мэри, – и она сделает все, чтобы отблагодарить меня.

– Для начала соедините меня с Джоди, – попросил я и продиктовал номер Дека.

– Разумеется, мистер Амберсон. Да благословит вас Господь. Соединяю вас.

Гудок, второй, потом голос Дека, раздраженный и хриплый, словно простуда усилилась.

– Если это еще один чертов репортер...

– Нет, Дек. Это я, Джордж. – Я помолчал. – Джейк.

– Ох, Джейк, – печально выдохнул он и заплакал. Я ждал, с такой силой сжимая трубку, что заболела рука. В висках пульсировала кровь. День заканчивался, но свет, льющийся в окна, все равно оставался слишком ярким. Издалека донесся громовой раскат. Наконец он спросил: – Ты в порядке?

– Да. Но Сейди...

– Я знаю. Передали в новостях. Я услышал по дороге в Форт-Уорт.

Значит, женщина с ребенком в коляске и водитель эвакуатора с автозаправочной станции «Эссо» оправдали мои надежды. Возблагодарим за это Господа. Пусть это и не казалось важным, когда я сидел и слушал, как старик с разбитым сердцем пытается сдержать слезы.

– Дек... вы вините меня? Если да, я пойму.

– Нет, – ответил он, не сразу. – И Элли не винит. Если Сейди принимала какое-то решение, она уже не отступалась. А если ты оказался на Мерседес-стрит, так это я сказал ей, как тебя найти.

– Оказался.

– Этот сукин сын застрелил ее? В новостных выпусках сказали, что застрелил.

– Да. Он хотел застрелить меня, но моя нога... я споткнулся о коробку с книгами или обо что-то еще и упал. Она находилась позади меня.

– Боже! – Его голос чуть окреп. – Но она умерла за правое дело. Я всегда буду в это верить. И ты должен в это верить.

– Без нее я бы не сумел добраться туда. Если бы вы ее видели... такую решительную... такую смелую...

– Боже, – повторил он, тяжело вздохнув. Казалось, на другом конце провода – глубокий старик. – Все правда. Все, что ты говорил. Все, что она сказала о тебе. Ты действительно из будущего, да?

Как же я порадовался тому, что «жучок» лежит у меня в кармане. Я сомневался, что они успели поставить подслушивающие устройства в комнату, но обхватил трубку рукой и понизил голос.

– Ни слова об этом полиции или репортерам.

– Господи, разумеется, нет! – В голосе слышалось негодование. – Иначе тебе никогда не глотнуть свежего воздуха.

– Вы поехали и забрали наши вещи из багажника «шеви»? Даже после...

– Будь уверен. Я знал, что это важно. Как только услышал, сразу понял, что ты можешь попасть под подозрение.

– Я думаю, что у меня все будет хорошо, но вам нужно открыть мой портфель и... У вас есть мусоросжигательная печь?

– Да, за гаражом.

– В портфеле лежит синяя тетрадь. Бросьте ее в печь и сожгите. Вы это сделаете ради меня? – И ради Сейди. Мы оба рассчитываем на вас.

– Да, сделаю. Джейк, я так сожалею о твоей утрате.

– А я о вашей. Вашей и миз Элли.

– Это несправедливо! – взорвался он. – Пусть даже он президент, это несправедливо!

– Согласен, – ответил я. – Несправедливо. Но, Дек... речь не только о президенте. На той же чаше весов все плохое, что могло произойти, если бы он умер.

– Наверное, в этом я должен тебе поверить. Но это так тяжело.

– Я знаю.

Организуют ли они вечер памяти Сейди, как организовали для миз Мими? Разумеется, организуют. Телеканалы пришлют репортеров, и в Америке не останется ни одного сухого глаза. Но по окончании шоу Сейди все равно не оживет.

Если только я ничего не сделаю. Придется вновь пройти весь путь, но ради Сейди я его пройду. Даже если на вечеринке, где мы впервые встретились, она удостоит меня одним взглядом и решит, что я слишком стар для нее (хотя я приложу все силы, чтобы она изменила свое мнение). Во второй раз не придется устраивать эту безумную гонку. Теперь я знал, что Ли действовал в одиночку, и мог убрать его задолго до визита Кеннеди в Даллас.

– Джейк? Ты еще здесь?

– Да. И пожалуйста, называйте меня Джордж, когда будете говорить обо мне, хорошо?

– Можешь не сомневаться. Я, конечно, старый, но голова у меня еще работает нормально. Я тебя еще увижу?

Нет, если агент Хости скажет мне то, что я хочу от него услышать, подумал я.

– Если не увидите, причина будет в том, что все разрешилось как нельзя лучше.

– Понятно. Джейк... Джордж... она... она что-нибудь сказала в самом конце?

Я не собирался повторять ее последние слова, они предназначались только для моих ушей, но что-то я мог ему сказать. Он передал бы это Элли, Элли – друзьям Сейди в Джоди, благо их хватало.

– Она спросила, жив ли президент. Когда я ответил, что жив, она закрыла глаза и ушла.

Дек вновь заплакал. У меня горело лицо. Слезы принесли бы облегчение, но глаза оставались сухими, как камни.

– Прощайте, – вымолвил я. – Прощайте, верный друг.

Я положил трубку, посидел какое-то время, глядя на красный закат далласской осени. Если небо красно к вечеру, моряку бояться нечего, вспомнилась мне давняя пословица... но я услышал еще один раскат грома. Пятью минутами позже, взяв себя в руки, я снял трубку, из которой вынул «жучок», и вновь набрал «0». Сказал Мэри, что сейчас ложусь спать, и попросил разбудить меня ровно в восемь часов. Также попросил ни с кем меня не соединять.

– Об этом уже позаботились, – возбужденно сообщила мне Мэри. – Никаких входящих звонков, приказ начальника полиции. – Она заговорила тише: – Он псих, мистер Амберсон? То есть он, конечно же, псих, но он выглядел рехнувшимся?

Я вспомнил злобные глаза и демонический оскал.

– Да, Мэри. Именно так он и выглядел. В восемь вечера. До этого – полная тишина.

И я положил трубку, прежде чем она успела сказать хоть слово. Потом снял туфли (освобождение левой ноги заняло много времени и принесло немало мучений), лег на кровать, закрыл рукой глаза. Увидел Сейди, танцующую мэдисон. Увидел Сейди, предлагающую мне зайти, спрашивающую, не хочу ли я торт? Увидел Сейди на моих руках, ее яркие умирающие глаза не отрываются от моего лица.

Подумал о «кроличьей норе», о том, что при каждом новом ее использовании происходит полный сброс на ноль.

Наконец заснул.

Хости постучал ровно в девять вечера. Я открыл дверь, и он вошел. В одной руке он держал портфель (но не мой, то есть все по-прежнему шло хорошо), в другой – бутылку шампанского, хорошего, «Моэт и Шандон», с красно-бело-синим бантом на горлышке. Выглядел Хости очень уставшим.

– Амберсон.

– Хости.

Он закрыл дверь, указал на телефонный аппарат. Я достал из кармана и продемонстрировал «жучок». Хости кивнул.

– Других нет? – спросил я.

– Нет. «Жучок» – от полиции, но теперь это наше дело. Приказ Гувера. Если кто-то спросит о «жучке», вы нашли его сами.

– Естественно.

Он поднял бутылку шампанского.

– От управляющего отелем. Он настоял, чтобы я захватил ее с собой. Желаете выпить за здоровье президента Соединенных Штатов?

Учитывая, что моя прекрасная Сейди лежала сейчас в окружном морге, я не испытывал желания пить за чье-то здоровье. Моя миссия завершилась успешно, но цену пришлось заплатить слишком высокую.

– Нет.

– Я тоже не хочу, но чертовски рад, что он жив. Хотите узнать секрет?

– Конечно.

– Я голосовал за него. Наверное, единственный агент во всем Бюро.

Я промолчал.

Хости сел в одно из двух кресел, облегченно вздохнул. Поставил портфель между ног. Повернул к себе бутылку, чтобы взглянуть на этикетку.

– Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой. Любители вина наверняка знают, хороший это год или нет, но я больше предпочитаю пиво.