Человек за бортом - София Цой

механизм. Пожилой камердинер Жак высвободил нас и обратился ко мне с просьбой больше так не баловаться.

– Почему это ты мне выговариваешь? – сердито буркнул я. – Нас там было двое.

Келси обернулся.

– То есть я виноват? – Враждебность в его голосе была неожиданной.

– Но ведь мы вместе зашли! И вообще, я не тебе, а Жаку. – Я кивнул на камердинера. – В этом доме ко мне вечно относятся с предубеждением!

Келси закатил глаза.

– Ос, ты заслужил это предубеждение. Вот скажи, зачем ты сболтнул Артуру Ричмонду про Софи? Ах да, когда мы обсуждали этот вопрос, ты в очередной раз отсутствовал. Спал? Или потерял ключи и сидел дома, боясь, что если тебя не будет, то его придут грабить, потому что ты написал на брелоке свой адрес?

– Послушай, я не хотел…

– Все, Ос, давай-ка потом.

В напряженном молчании мы поднялись по лестнице. К Элиоту пустили одного Келси, но я успел мельком увидеть бледный точеный профиль на темной наволочке и заплетенные в косу волосы. Келси рассказывал, что мать всегда заплетала Элиоту косу, когда он болел.

– Келси, считай, это твоя вина, – послышался голос Ричмонда-старшего. – Это ты должен был пойти с ним, а не какая-то студентка и не этот бездельник. Может быть, тогда…

Бездельник! Во мне поднялась волна гнева, и я торопливо отошел. Внизу как раз стало шумно: прибыли Найджел и Винсента. Я спросил о Софи. Оказалось, она навещала родителей, а теперь, вернувшись в дом Винсенты, лила слезы на кровати и винила себя в ранении Элиота.

Пока мы говорили, вошел Валентин. Его траурный костюм с помятой белой лилией в петлице подчеркивал странную, почти сиреневую, как у утопленника, бледность. Горло облегал ворот черной водолазки, а руки – тугие черные перчатки. Мы поприветствовали его – на приветствие он не отреагировал – и взволнованной группой двинулись в столовую.

В этот момент от дверей снова дохнуло холодом, и вошел тучный черноволосый человек, в котором я признал Рона Джонсона. Мы с Найджелом стремительно переглянулись: «Что он здесь забыл?» Словно не заметив нас, Джонсон ринулся к сходящему с лестницы Артуру Ричмонду и, чуть не плача, принялся выражать сожаление о случившемся. Ричмонд холодно пожал ему руку и похлопал по спине, приглашая к столу.

Вместе с Артуром к нам спустился Келси. Первым делом он поприветствовал Валентина, и тот будто пришел в себя. Он указал на второй этаж, пытаясь что-то сказать, но камердинер Жак настоятельно попросил нас за стол. Я видел, как Валентин закрыл лицо рукой в перчатке, плечи его вздрагивали. Келси шепнул ему что-то на ухо. Валентин кивнул.

За большим овальным столом Келси и Валентина разделял Найджел, усаженный напротив Винни. Мы с Винни сидели плечом к плечу. Ричмонд, как хозяин, восседал во главе стола. Джонсон на правах гостя занял место по правую руку от него.

Новости удручали. Обвал спровоцировали прикрепленные к балкам стеклянного купола взрывные устройства. Балки обвалились, и многие присутствующие, как и Элиот, получили травмы.

– И еще там стреляли, – влез Найджел.

– Насколько мне известно, не в людей… – задумчиво пробормотал Джонсон.

– Пули легко могли отрикошетить.

– Возможно, возможно… Жандармерия ведет расследование. Мы обязательно поймаем и стрелков, и заказчика.

– То есть вы располагаете информацией, что у этого погрома есть заказчик?

– Допустим, располагаем, – оскалился Джонсон.

Седые брови Ричмонда сошлись на переносице. Он сделал глоток чая.

– Что насчет газет? Великая Ложа уже разослала своих людей в редакции? Напомню, для горожан это должен быть просто деловой банкет.

Джонсон с причмокиванием втянул в себя креветку и отложил хвостик.

– Насчет этого не беспокойся, Артур. Наши сети уже расставлены, – захихикал он. – Мимо Пауков ни одна журналистская муха не пролетит.

Мы с Найджелом и Винсентой переглянулись. С каких это пор жандармы контролируют периодику? Келси явно хотел что-то сказать… но вместо этого с криком подскочил, задев скатерть и опрокинув два бокала с вином. Зазвенели приборы, по белой скатерти поползло красное пятно. Найджел со скрипом отодвинулся назад на стуле.

Келси воскликнул:

– Паук! Там паук! Кто-нибудь, уберите его!

Найджел хлопнул ладонью по скатерти, но промазал.

– Вот он!

Из-под суповой тарелки Валентина, к которой он так и не притронулся, и впрямь выполз паук – и немаленький, с фалангу указательного пальца. Келси попятился. Найджел сгреб пачку салфеток для атаки. Пока все суетились, я наугад треснул по столу своим компасом. Раздался мерзкий хруст. Золотой корпус измазали хитин и сизые внутренности. Валентин привстал, протягивая салфетку… и вдруг его глаза закрылись, и он упал лицом вперед.

Все снова засуетились. Найджел схватил обмякшего Валентина за плечи и прислонил к спинке стула. Темные волосы оттеняли бледное лицо, из рассеченной правой брови, заливая веко, бежала струйка крови.

– Вал!.. – ахнул Келси.

Тело Валентина вздрогнуло, напряглось, и он распахнул глаза. Капля крови упала с ресниц и стекла по его щеке, как слеза.

Ричмонд негромко бросил камердинеру:

– Врача.

Мы с Келси помогли Валентину дойти до верхней гостиной и уложили его там на диван. Из спальни Элиота вышел тучный врач в халате, без слов отодвинул Келси и навис над Валентином. На лацкане его халата виднелась брошь в виде паука.

Именно его я и слышал вчера. Его звали Пьер, в молодости он был полевым доктором и участвовал вместе с Ричмондом-старшим в каких-то военных операциях как член общества Пауков и инспектор Восьмого штаба. Теперь он занимался частной врачебной практикой, и Ричмонд держал его при своей семье.

Пьер придержал голову Валентина за затылок и мясистыми пальцами свободной руки поочередно приподнял ему веки.

– Расширены зрачочки-то, – протянул он и положил пухлую ладонь на лоб Валентина. – Холодный какой. Как ледышка!

Келси нервно прошипел:

– Поаккуратнее.

– Да я аккуратно, мсье. – Он вытащил платок и промокнул кровь у Валентина над глазом. – Бывают ночные поты? Мсье Грант! У вас бывают ночные поты?

– Нет. – Валентин прикрыл глаза.

– Ой, не волнуйтесь только, дышите свободно. Ничего серьезного. Нервы. Сходите в уборную, умойтесь, оправьтесь. Могло произойти непроизвольное выделение урины.

Келси помог Валентину встать, и вместе они, пошатываясь, двинулись вперед. Я направился за ними. Они прошли в зал возле спальни Элиота и встали там у дальнего окна.

– Ты заходил ко мне? Покормил Лешу? Или забыл?

– Нет, Вал, я не забыл. Я…

– Что за Леша? – вклинился я.

– Кот, – объяснил Валентин, недовольный тем, что я влез в беседу.

– Ты завел кота? – ахнул я. – И назвал его Лешей?

– Ну да, – бросил Валентин по-русски.

Келси приоткрыл свою крохотную сумочку.

– Вот твои ключи, Вал. Кота накормил, расчесал. Когда уходил, все запер.

Валентин потянулся было к ключам, но вдруг отвел руку и пробормотал еле слышно:

– Пусть пока будут у тебя. Заберу, когда вернемся в бутик. Я оставил там вещи. Ты узнал, что за жидкость была на пальто?

– Нет. – Келси замялся. – Похоже на смолу или гуталин, но это так, навскидку. Я поручил своим ассистенткам с этим разобраться.

– Дома родительская кровать, отцовская половина, была испачкана той же жидкостью.

– Что? – хором воскликнули мы с Келси.

– В саду были свежие следы, доходили до окон гостиной…

– Но окно цело?

– Да.

– Помните фигуру, которую Софи видела возле дома Винсенты? – прервал я затянувшееся молчание.

Замечание не произвело особого впечатления. Келси с Валентином лишь покивали и продолжили разговор:

– В доме были следы?

– Ни единого. Только эта черная жидкость в комнате родителей.

Келси всплеснул руками:

– Вал, а что, если там кто-то был? Точнее, там именно что кто-то был, просто ты его не застал. А если бы застал? Почему ты все равно остался там ночевать? Почему не воспользовался компасом?

На лбу у Келси вспухла вена, заходили желваки. Он явно сдерживался, чтобы не закричать.

Валентин поднял взгляд на Келси, заморгал и нахмурился. Нижнюю челюсть у него будто свело.

– Вал? – не унимался Келси.

– Да какая разница? – вспылил Валентин.

– То есть какая разница? Неужели ты не понимаешь…

– Нет, Келси, это ты не понимаешь. – Глаза Валентина заблестели. – И ты тоже не понимаешь, – процедил он мне. – Никто здесь ничего не понимает.

Его слезы отрезвили Келси. Он моргнул и положил ладонь Валентину