Всемирная выставка в Петербурге - Марципана Конфитюр

турецкого султана, в общем, тоже. В сообщениях о заграничных делах почему-то почти никогда не было хороших новостей: даже простого рабочего, не окончившего и гимназического курса, они наводили на мысли, что конец света не за горами. Пролистав результаты торгов на бирже, сообщения о распродажах имущества разорившихся, краем глаза проглядев театральные отзывы («за исключением одной лишь последней сцены, проведённой с достаточным воодушевлением, всё остальное носило отпечаток некоторой вялости и апатии, столь не свойственных обычному нервному подъёму артистки»), Миша открыл свой любимый раздел — городских происшествий. По чести сказать, здесь тоже редко обнаруживались хорошие новости, но и плохие имели такое свойство, что не наводили на мысли о конце света, а забавляли. Иногда даже, читая о каком-нибудь крестьянине, скоропостижно скончавшемся на Сенной площади, или попавшем под лошадь студенте, Миша испытывал некоторый душевный подъём от того, что случилось всё это не с ним, а с другими.

Происшествий, как обычно было много:

«С квартиры вдовы дворянина Пулевич, дом 6 по Гороховой улице, неизвестно кем через незапертое окно совершена кража шкатулки с 25 рублями денег и старого будильника, стоящего 2 рубля».

«В течение истекшей недели задержано нищих: 25 мужчин и 1 женщина».

«На И. Сидорова, работавшего на пароходе «граф Аракчеев», упал тяжёлый мешок с углём, который причинил ему перелом голени».

«Рабочий М. Коржов, трудившийся на возведении павильонов всемирной выставки погиб вследствие несчастного случая около павильона Голландской Ост-Индии. Труп отравлен в анатомический покой».

— Что-о-о?! — вырвалось у Миши. — Вы с ума сошли? Рехнулись!

Он ещё раз перечитал последнюю новость. Всё как было. Ему не мерещилось.

— Что там такое? — спросил незнакомец, молодой парнишка с поднятыми на лоб круглыми очками электротехника. За то время, что Коржов был на скамейке, он успел пристроиться рядом и теперь читал «Листок» бесплатно, через плечо.

— Да пишут, что я умер! — сказал Миша. — Представляете?! Вот тут. «Эм. Коржов» — это я. А я жив!

— Ну это ж хорошо, — сказал парнишка. — Может статься, это всё-таки не вы? Может, это ваш однофамилец?

— Нет, я! — ответил Коржов. — Я как раз на стройке выставки работаю. И меня сегодня возле павильона Голландской Индии чуть десятипудовым болваном не задавило!

— А, это уже хуже, — сказал парень.

— А до этого чуть краном не наехали! — вдруг вспомнил Михаил.

— Ещё паршивей. Сдаётся мне, уважаемый, что кто-то хотел вас убить. Этот кто-то заранее дал сообщение в газету о том, что вы умерли...

Миша раскрыл рот, не в силах вымолвить ни слова. Мысль об убийстве пришла ему одновременно с незнакомым собеседником. Но как, кому, зачем могло понадобиться?.. Растерянный, Коржов только и мог, что водить глазами по станции, по путям, по соседу, рядом с которым стояла тачка, полная угольных стержней навроде тех, что используют в яблочковских светильниках... «Фонарщик, что ли? — мелькнула пустая мысль. — Он с тачкой в вагон не пройдёт. И зачем он на станции?».

— Вот вы, Михаил Александрович, умных людей не слушаете, оттого с вами всякие гадости и случаются, — неожиданно проговорил незнакомец. — Пошли бы в Свято-Егорьевский переулок к Арнольду Арчибальдовичу — так небось бы и не было всей этой белиберды.

Коржов, едва начавший приходить в себя, вновь лишился дара речи.

Фонарщик встал, взялся за тачку и пошёл прочь как ни в чём ни бывало.

Миша только и смог, что проводить его шокированным взглядом. А затем по железному стуку колёс догадаться, что он пропустил и второй поезд тоже.

Глава 10, В которой Венедикт лежит между Сен-Жюстом и динамитом.

— Слушай, может, бросишь уже все эти условности? — Спросила Роза. — Плюнь на всё и залезай ко мне в кровать. В конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на соблюдение сословно-образованных приличий!

Поскольку они с Венедиктом снимали квартиру как муж и жена, спальня у них была одна и кровать в ней тоже. Вера Николаевна спала в кухне на сундуке, как и полагалось прислуге. Молодые же супруги должны были перед лицом и домовладельца, и всех соседей делить брачное ложе. Можно было бы, конечно, нанять квартиру с двумя отдельными спальнями, но это было слишком в духе «Что делать?» Чернышевского, и закономерно угрожало подозрениями в нигилизме. Некоторых держателей конспиративных квартир это приводило к настоящим брачным отношениям, тем более, что они зачастую мало с кем общались вне круга единомышленников. Так или иначе, что касается их с Розой, Венедикт был уверен, что соратница не испытывает к нему ни малейшего интереса. Сам же он считал, что половые отношения и влюблённости — это пошло и по-мещански. Уж по крайней мере, до тех пор, пока народные страдания не прекращены и не отомщены! В самом деле, ну какие могут быть романы, пока проклятые выкупные платежи высасывают из крестьян последние деньги?!

В общем, спали они по-отдельности: Роза в постели, Венедикт — рядом с ней, на полу. Кровать он уступил: разумеется, не из какой-нибудь старомодной манерности, к коей привержены типы, считающие, будто женщина — не человек, а потому нуждается в том, чтобы ей пододвигали чашку с чаем, открывали двери и целовали ручку! Уступил из строго научных соображений, согласно которым, женщины нуждаются в тепле больше мужчин.

Впрочем, спать на полу летом было почти и не холодно. Поэтому от предложения Розы он отказался.

— Нет, спасибо. Да ты спи, не беспокойся!

— Боишься меня обесчестить? — иронически отозвались сверху. — Не волнуйся, я за честь-то не держусь. Помнишь, как Нечаев-то писал? Для нас, революционеров, понятие чести так же чуждо, как любовь, дружба и прочие эти изнеживающие чувства... И потом, ты знаешь, я не планирую жить настолько долго, чтоб ещё и выйти замуж...

— Нет-нет, я не из этих рассуждений! Ты, должно быть, привыкла одна спать. Тебе там просторно. Зачем я стеснять тебя буду?

— Ну, как знаешь, — ответила Роза.

То ли Венедикту показалось, то ли в её голосе мелькнула обида.

На самом деле, от приглашения он отказался не из-за того, что якобы не хотел стеснять её, и не из предрассудков. Просто помнил, что под Розиной кроватью размещаются пять футов гремучей ртути, три фунта пироксилина и фунт динамита — Зимний дворец не взорвёшь, но опасность изрядная. Конечно, случись что, ему, спящему рядом на