Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев

– Вообще-то имелись в виду не этих.

– Я так и подумал, государь!

Минометы выглядели как настоящие. В том смысле, что очень похожи на те, оставшиеся в далеком будущем. Практически точная копия надкалиберных минометов начала империалистической войны, и, клянусь, я не подсказывал механикам их идею. Мишка Варзин мог, но вряд ли бы он стал заморачиваться подобной мелочью – Михаилу Илларионовичу нужен размах, и на что-то меньшее, чем «катюша», фельдмаршал размениваться не будет. Нет ему дела до несерьезных пукалок. Впрочем, насчет несерьезности вопрос спорный.

Минометчики для удобства работы скинули шинели, оставшись в знакомых до боли телогрейках, и замерли в ожидании команды.

– Начинайте, граф! С Богом!

Аракчеев попросту кивнул артиллерийскому капитану. Отдал право командования специалисту? Правильно делает, между прочим. Если самому пытаться объять необъятное, то немудрено потом оказаться в кресле начальника департамента речных перевозок. Шучу, да…

Глухо хлопают минометы – на десяти шагах звук выстрела не бьет по ушам, и можно надеяться, что обстрел с большого расстояния станет для противника сюрпризом. Мины рвутся погромче, но тоже без особенного грохота. Над загородкой с овцами заклубилась чуть зеленоватая дымка… Жидкость испаряется?

– Теперь ракетчики!

Эти с ручной, точнее, наплечной модификацией ракетомета, зарекомендовавшего себя еще при обстреле эскадры покойного Горацио Нельсона. Огненные стрелы летят с жутким завыванием, но ложатся удивительно точно. Ну конечно же, за столько лет всяческих доработок и усовершенствований можно даже кирпич довести до ума и научить попадать в цель. Но насчет восьми верст дальности Подполянский явно соврал… Если только с нарочным на такое расстояние посылать.

– Евгений Михайлович, каков срок действия вашего вещества?

– Теоретически, государь, через двадцать минут оно вызовет лишь легкое расстройство здоровья, а еще через полчаса станет полностью безвредным. Разлагается под воздействием внешней среды, – пояснил Ипритов.

– Стало быть, смотреть на результаты обстрела можно не ранее часа?

– Так точно! – на военный манер отвечает приват-доцент.

– Хорошо, подождем. – Я махнул казакам конвоя: – Братцы, организуйте чего-нибудь для небольшого перекуса.

В Петербург возвращались затемно. Почти всю дорогу пребывающий в эйфории Аракчеев строил далеко идущие планы, а почти по приезде вдруг предложил:

– А подопытных овец нужно скормить пленным!

– Зачем, Алексей Андреевич?

Министр охотно объяснил:

– Во-первых, их все равно придется куда-то девать.

– Французов?

– Нет, овец. Почти четыре сотни, однако… А во-вторых, необходимо провести дальнейшие научные исследования!

– На предмет?

– На предмет выяснения воздействия вещества на человеческий организм при опосредованном поражении через пищу. Я считаю, не стоит пренебрегать материалами эксперимента. В смысле, наоборот, материалы испытаний послужат последующим экспериментам.

– Весь цивилизованный мир нас проклянет.

– Да и черт с ним, с цивилизованным миром, – легкомысленно отмахнулся Аракчеев. – Зато представьте, государь, как будут выглядеть Лондон или Париж после применения нового оружия.

Меня аж передернуло от отвращения, что не осталось незамеченным. Алексей Андреевич с пониманием улыбнулся:

– В глубине души мне тоже не по себе, государь! Но ведь нас вынуждают… И это на самом деле будет забавно!

Глава 15

– Никакая война не может помешать человеку получать от жизни маленькие радости! – Купец первой гильдии Полуэкт Исидорович Воронихин закончил речь на этой торжественной ноте, а потом достал из кармана огромный клетчатый платок и шумно высморкался, испортив все впечатление. – Прошу прощения, господа, небольшая простуда.

– Так-то оно так, – согласился с предложением хлебопромышленник Бугров, задержавшийся в псковской глуши случайно и тоскующий по оставленным без присмотра в Вологде паровым мельницам. – Но бал есть вещь серьезная, и не хотелось бы оконфузиться перед господами гусарами. После столичных развлечений не покажется ли им наш праздник пошлыми деревенскими посиделками под балалайку?

– Зря вы так, Пантелеймон Викентьевич. – Воронихин вынул еще один платок и промокнул пот со лба. – У нас, конечно, не итальянские кастраты поют, но вполне… Да, вполне! Впрочем, мы не о том говорим. Что во все времена является украшением любого бала?

– Хорошее вино в достаточных количествах? – оживился молчавший доселе судовладелец Поцелуев, и его красное лицо осветилось мечтательной улыбкой.

– Нет, красивые женщины!

– Ну-у-у, это неинтересно.

– Кому как.

– И все же, Полуэкт Исидорович, ваш зять должен принять посильное участие… шампанским там или бургонским… Как, кстати, здоровье поручика?

– Спасибо, Иван Федорович, он уже оправился от ран и вступил добровольцем в действующую армию.

– Как, и сумел пройти переаттестацию? – удивился Поцелуев. – В таком-то возрасте!

– А что? – вмешался Бугров. – Аполлон Фридрихович ненамного старше нас будет, а мы еще те рысаки! Мы еще ничего!

– Нет, переаттестацию не прошел, – немного смущенно признался Воронихин. – Но согласитесь, господа, в нынешние времена и чин временного лейтенанта многого стоит.

Судовладелец едва заметно поморщился, стараясь скрыть досаду на не в меру хвастливого Полуэкта Исидоровича. Нет, в самом деле Воронихин излишне чванится удачным замужеством старшей дочери и дворянским происхождением зятя. Собственно, он наверняка и задумал бал, потому что положил глаз на гусарского командира старшего лейтенанта Нечихаева. Как же, младшенькой на Рождество ровно шестнадцать стукнет, самая пора озаботиться достойной партией. Михаил Касьянович достойнее некуда – молод, пригож собой, в чинах, орденами не обделен, генералом Борчуговым за сына признан, сестру сама государыня в крестницах числит.

И ведь не откажешь – дело задумано патриотичное. В газетах потом распишут, как в окруженном неприятельскими войсками имении Ивана Федоровича Поцелуева не предались унынию, а, напротив, воодушевляли воинов на ратные подвиги. Да, так и напишут! И никуда не денется Полуэкт Исидорович, согласится провести бал здесь – бывшая усадьба князей Мещерских самая большая в уезде, и танцевальная зала поспорит размерами с таковыми же в иных дворцах обеих столиц.

– Музыкантов где возьмем?

– Музыкантов? – переспросил Воронихин. – Аполлон Фридрихович давеча говорил, будто целый французский оркестр пленили.

– Откуда он взялся?

– Так Европа-с… с удобствами воевать изволят. Да не беспокойтесь, неделя впереди есть, откормятся немного и сыграют наилучшим образом.

– Хоть на этом экономим.

– Да, но по тысяче рублей придется сложиться.

– Однако! – пробасил впечатленный грядущими расходами Бугров. – Почему так много?

– Остатки средств пойдут на пополнение отрядной казны.

– И все равно…

– А я согласен! – Поцелуев хлопнул ладонью по столу. – Кладу полторы тыщи, но про хорошее вино с Аполлоном Фридриховичем поговорите обязательно. Не знаю, как в высшем свете, а у нас балы на трезвую голову не делаются.

Тремя днями позже. Псковская губерния, деревня Киселиха

В России не читают английских газет, разве что иному чиновнику с лазоревыми петлицами на воротнике вицмундира приходится делать это по долгу службы. И правильно не читают всякую мерзость. Представляете, в недавнем номере «Таймс» была напечатана лишенная здравого смысла, но наполненная клеветой и ядом статья некоего члена палаты лордов о жутких