Стивен Кинг - 11/22/63

Понятия не имею, правду ли говорил Рот о сифилисе, который подхватил Эдуардо Гутиеррес, или только повторял пущенный кем-то слух, но тот заметно похудел, полысел, и в его глазах читалось недоумение, словно он не понимал, где находится, да и кто он такой. По обе стороны от Эдуардо стояли крепкие парни, одетые, как и агенты секретной службы, в строгие костюмы, несмотря на флоридскую жару. Через мгновение он исчез с экрана, и камера уже показывала Кеннеди, отъезжающего в кабриолете, такого уязвимого. Президент махал рукой и широко улыбался.

Экран заполнило морщинистое, обаятельно улыбающееся лицо Хантли.

– Не обошлось и без забавного момента, Дэвид. Когда президент входил в танцевальный зал «Интернейшнл инн», где ждали члены Торговой палаты Тампы, чтобы выслушать его речь... смотрите сами.

Когда Кеннеди вошел, махая рукой членам Торговой палаты, которые приветствовали его стоя, пожилой господин в тирольской шляпе и кожаных коротких штанах заиграл «Слава вождю» на огромном аккордеоне, который буквально подмял его под себя. Президент остановился, медленно повернулся к нему, а потом вскинул руки, как бы говоря: «Ну ни фига себе». И впервые я увидел в нем настоящего человека, каким уже хорошо представлял Освальда. В этой замедленной реакции, в этих вскинутых руках я увидел не просто чувство юмора, а высокую оценку удивительной абсурдности жизни.

Дэвид Бринкли тоже улыбался.

– Если Кеннеди переизберут, возможно, этого господина пригласят сыграть на инаугурационном балу. Возможно, «Польку пивного бочонка», а не «Славу вождю». Тем временем в Женеве...

Я выключил телевизор, вернулся к дивану и открыл тетрадку Эла. Пролистывая, продолжал видеть перед собой Кеннеди. И его улыбку. Чувство юмора. Чувство абсурда. Человек в окне шестого этажа книгохранилища ими не обладал. Освальд вновь и вновь доказывал, что менять ход истории – дело не для таких, как он.

Я с ужасом обнаружил, что пять из шести последних страниц записей Эла – о пребывании Ли в Новом Орлеане и его бесплодных попытках перебраться на Кубу через Мексику. Только на самой последней странице речь пошла о подготовке к покушению, и записи эти показались мне слишком поверхностными и небрежными. Эл, несомненно, знал эту часть истории наизусть и, вероятно, полагал, что будет уже поздно, если я не сумею остановить Освальда к третьей неделе ноября.

О. снова в Техасе. Он и Марина живут врозь. Она – в доме Рут Пейн. О. приезжает туда по выходным. Рут нашла О. работу в книгохранилище через соседа (Бюэла Фрейзиера). Рут называет О. «чудесным молодым человеком».

В рабочие дни О. живет в Далласе. В пансионе.

О. начинает работать в книгохранилище. Переносит книги, разгружает грузовики и т.д.

О. исполняется 24. Рут и Марина устраивают ему сюрприз – вечеринку. О. их благодарит. Плачет.

Рождается 2-я дочь: Одри Рейчел. Рут отвозит Марину в больницу (Паркленд), пока О. на работе. Винтовка лежит в гараже Пейнов, завернутая в одеяло.

О. регулярно посещает агент ФБР Джеймс Хости. Подогревает его паранойю.

О. приходит в дом Пейнов. Умоляет Марину вновь жить вместе с ним. М. отказывается. Последняя соломинка, ломающая хребет О.

О. оставляет все свои деньги на комоде для Марины. Вместе с обручальным кольцом. Едет из Ирвинга к книгохранилищу с Бюэлом Фрейзиером. Везет с собой что-то завернутое в плотную коричневую бумагу. Бюэл спрашивает, что это. «Палка для штор в моей новой квартире», – отвечает ему О. Вероятно, винтовка «Ман-Карк» в разобранном виде. Бюэл паркуется на автомобильной стоянке в двух кварталах от книгохранилища. Три минуты ходьбы.

11.50. О. сооружает снайперское гнездо в ю.-в. углу 6-го этажа, используя картонные коробки, чтобы укрыться от рабочих, которые на другой стороне настилают фанеру под новый пол. Ленч. На 6-м этаже только он. Все остальные ждут президента.

11.55. О. собирает и заряжает «Ман-Карк».

Кортеж прибывает к Дили-плаве.

О. стреляет три раза. 3-я пуля убивает ДФК.

Наиболее важные для меня сведения – адрес пансиона, в котором жил Освальд, – в записях Эла отсутствовали. Я едва подавил желание выбросить тетрадку в окно. Вместо этого встал, надел пальто, вышел из дома. Почти стемнело, но по небу уже плыла луна в третьей четверти. В ее свете я увидел мистера Кенопенски, который, сгорбившись, сидел в своем кресле с «Моторолой» на коленях.

Я спустился по пандусу и захромал к нему.

– Мистер Кей? Все в порядке?

Несколько секунд он не отвечал и не двигался, и я решил, что он умер. Потом мистер Кенопенски поднял голову и улыбнулся.

– Слушаю мою музыку, сынок. Вечером на Кей-эм-эй-ти играют свинг, и я возвращаюсь в прошлое. В те дни я мог танцевать линди и банни-хоп как никто другой, хотя сейчас по мне этого не скажешь. Луна сегодня красавица, правда?

Я придерживался того же мнения. Какое-то время мы молча любовались луной, а я думал о предстоящей работе. Может, я и не знал, где находится Ли в этот вечер, но мог точно сказать, где лежит сейчас его винтовка: в гараже Рут Пейн, завернутая в одеяло. Допустим, я пойду и заберу ее? Я мог бы даже забраться в гараж. Это же Страна прошлого, где люди частенько не запирали дома, не говоря уже о гаражах. А если Эл ошибся? При покушении на Уокера Ли спрятал винтовку совсем не там, где предполагал Эл. Даже если...

– О чем задумался, сынок? – спросил мистер Кенопенски. – У тебя такой несчастный вид. Надеюсь, проблема не с женщиной?

– Нет. Пока еще нет. Дадите совет?

– Да, сэр, дам. Это единственное, на что способны старики, когда они уже не могут прыгать через скакалку или сесть за руль.

– Допустим, вы знаете человека, который собирается сделать что-то плохое. Знаете, что он твердо решил это сделать. Если вы однажды остановили этого человека, скажем, отговорили от задуманного, как по-вашему, он попытается сделать это снова или во второй раз уже не решится?

– Трудно сказать. Ты, наверное, думаешь, что негодяй, изуродовавший лицо твоей женщины, может вернуться и довершить начатое?

– Что-то в этом роде.

– Безумец. – Вопросительных ноток не слышалось.

– Да.

– Здравомыслящие люди в большинстве случаев понимают намек, – продолжил мистер Кенопенски. – Рехнувшиеся – крайне редко. Видел это в далеком прошлом, до появления электрических фонарей и телефонов. Предупреждаешь их – они приходят снова, избиваешь – они нападают из засады, сначала на тебя, потом на того, за кем охотились с самого начала. Выгоняешь из округа – они сидят на границе и ждут. Если имеешь дело с такими психами, самое безопасное – надолго упечь их за решетку. Или убить.

– И я так думаю.

– Не позволяй ему вернуться и изрезать ножом то, что осталось, если он на это нацелился. Если она тебе дорога, а мне кажется, что так оно и есть, ты за нее в ответе.

Я это знал, хотя речь шла уже не о Клейтоне. Вернулся в свою маленькую стандартную квартирку, сварил крепкий черный кофе и сел за стол, раскрыв блокнот. Общий план у меня уже сформировался, но теперь я хотел начать более детальную проработку.

Вместо этого начал клевать носом. Потом заснул.

Проснулся почти в полночь, щека болела там, где прижималась к клетчатой клеенке кухонного стола. Заглянул в блокнот. Я не знал, нарисовал ли это до того, как заснул, или просыпался на некоторое время, чтобы нарисовать. Не мог вспомнить.

Оружие. Не «Манлихер-Каркано», а револьвер. Мой револьвер. Тот самый, который я бросил под крыльцо дома 214 по Западной Нили-стрит. Наверное, он лежал там до сих пор. Я надеялся, что он там лежит.

Потому что намеревался им воспользоваться.

(Вторник)

Сейди позвонила утром, чтобы сказать, что Деку получше, но она хочет, чтобы он оставался дома и завтра. «Иначе он выйдет на работу, и у него снова может подняться температура. Но я соберу чемодан до того, как пойду в школу завтра утром, и выеду к тебе по окончании шестого урока».

Шестой урок заканчивался в десять минут второго. Это означало, что завтра я должен уехать из «Эден-Фоллоус» не позднее четырех пополудни. Если бы я только знал куда.

– С нетерпением жду встречи с тобой.

– Голос у тебя такой странный и напряженный. Опять болит голова?

– Есть немного. – Чистая правда.

– Приляг и положи на глаза влажную тряпку.

– Так и сделаю. – Ложь.

– Ты что-нибудь придумал?

Если на то пошло, да. Я пришел к выводу, что взять винтовку Ли – не вариант. И застрелить его в доме Пейнов – тоже. И не потому, что меня скорее всего поймали бы. В доме находились четыре ребенка, считая детей Рут. Я мог бы попытаться пристрелить Ли по дороге на автобусную остановку, но он ездил с Бюэлом Фрейзиером, соседом, который устроил его на работу по просьбе Рут Пейн.