Стивен Кинг - 11/22/63

Пожалуйста, нет.

Я раскрыл тетрадку. С первой страницы на меня глянула фотография. Узкое лицо, которое не назовешь некрасивым, губы, изогнутые в столь знакомой мне улыбке: разве я не видел ее собственными глазами? Эта улыбка говорила: Я знаю, что должно произойти, а ты нет, дурачок ты наш.

Ли Харви Освальд. Гнусный бродяга, пытавшийся изменить мир.

Воспоминания хлынули потоком, и я сидел в кабинке, жадно хватая ртом воздух.

Айви и Розетта с Мерседес-стрит. Темплтон, как и Эл.

Девочки-попрыгуньи: И всех вас, конечно, я тоже люблю.

Молчаливый Майк (Святой Майк) из магазина «Сателлитная электроника».

Джордж де Мореншильдт, рвущий на себе рубаху, как Супермен.

Билли Джеймс Харгис и генерал Эдвин А. Уокер.

Марина Освальд, прекрасная заложница убийцы, стоящая на пороге моей квартиры в доме 214 по Западной Нили-стрит: Пожалуйста, извините, вы не видели моего муха?

Техасское хранилище школьных учебников.

Шестой этаж, юго-восточное окно, из которого открывался наилучший вид на Дили-плазу и улицу Вязов, где она сворачивала к тройному тоннелю.

Меня затрясло. Я обхватил бицепсы пальцами, прижимая руки к груди. Левая – сломанная обмотанным войлоком обрезком трубы – заболела, но я не возражал. Радовался. Боль связывала меня с миром.

Когда дрожь утихла, я переложил в портфель незаконченную рукопись, драгоценную синюю тетрадку и все остальное. Уже потянулся к кнопке, чтобы вызвать Мелвина, но решил напоследок заглянуть в ящик. Нашел еще две вещицы. Дешевенькое обручальное колечко, купленное в ломбарде, чтобы подтвердить байку, с которой я собирался прийти в «Сателлитную электронику», и красную погремушку, принадлежавшую маленькой дочурке Освальдов (Джун – не Эйприл). Погремушка отправилась в портфель, кольцо – в брючный кармашек для часов. Я собирался выбросить его по пути домой. Если бы дело дошло до свадьбы, Сейди получила бы кольцо получше.

Стук по стеклу. Потом голос: «...в порядке? Мистер, вы в порядке?»

Я открыл глаза, поначалу не имея ни малейшего представления, где нахожусь. Посмотрел налево и увидел полицейского в форме, который стучал в стекло водительской двери моего «шеви». Тут до меня дошло. На полпути к «Эден-Фоллоус», уставший, взволнованный и объятый ужасом одновременно, я вдруг почувствовал, что сейчас засну, и тут же свернул к тротуару, благо нашлось свободное место. Случилось это около двух пополудни. С того момента, судя по солнцу, прошло порядка двух часов.

Я опустил стекло.

– Извините, патрульный. Я вдруг почувствовал сильную сонливость и решил, что лучше сразу остановиться.

Он кивнул:

– Да-да, спиртное именно так действует. Сколько вы выпили перед тем, как сесть за руль?

– Ничего. Несколько месяцев тому назад у меня была черепно-мозговая травма. – Я повернул голову, чтобы показать ему место, где не отросли волосы.

Отчасти его это убедило, но он все равно попросил дыхнуть. Тут уж убедился окончательно.

– Дайте взглянуть на ваше водительское удостоверение.

Я протянул ему выданное в Техасе.

– Вы не собираетесь сегодня ехать в Джоди?

– Нет, патрульный, я еду в северный Даллас. Сейчас живу в реабилитационном центре «Эден-Фоллоус».

Я вспотел. Надеялся, что если он и заметит, сочтет, что иначе быть не может, когда человек засыпает в автомобиле с поднятыми стеклами в теплый ноябрьский день. Я также надеялся – истово, – что он не попросит показать ему содержимое портфеля, который лежал на переднем пассажирском сиденье. В 2011 году я мог бы отказать ему в такой просьбе, сказав, что сон в автомобиле – не повод для обыска. Черт, там, где я остановился, даже счетчика не было. Но в 1963 году коп имел полное право на досмотр. Наркотики он бы не нашел, зато обнаружил бы крупную сумму наличными, рукопись с названием «Место убийства» и тетрадку с подозрительными записями о Далласе и ДФК. Меня отвезут в ближайший полицейский участок для допроса или в «Паркленд» на психиатрическое освидетельствование.

Коп постоял, здоровенный и краснолицый, словно нарисованный Норманом Рокуэллом и сошедший с обложки «Сэтеди ивнинг пост». Потом протянул мне водительское удостоверение.

– Хорошо, мистер Амберсон. Возвращайтесь в ваш «Фоллоус», и я советую вам сразу поставить автомобиль на стоянку и больше сегодня не садиться за руль. Вид у вас больной.

– Именно так я и собираюсь поступить.

В зеркало заднего вида я наблюдал, как он провожает меня взглядом. Я боялся, что засну снова еще до того, как он останется за поворотом. Причем отрублюсь безо всякого предупреждения, мгновенно, просто вырулю с мостовой на тротуар, может, задавлю пешехода или троих и закончу свой путь в витрине мебельного магазина.

Когда я наконец-то припарковался у своего маленького коттеджа с ведущим к входной двери пандусом, голова болела, глаза слезились, колено пульсировало... но мои воспоминания об Освальде оставались четкими и ясными. Я положил портфель на кухонный стол и позвонил Сейди.

– Я пыталась дозвониться до тебя, когда пришла домой после школы, но ты не брал трубку. Я волновалась.

– Зашел к мистеру Кенопенски поиграть в криббидж. – Без этой лжи я никак не мог обойтись. И предстояло запомнить все, что я говорю. Да и лгать следовало очень убедительно, потому что Сейди хорошо меня знала.

– Что ж, рада это слышать. – И потом, без паузы: – Как его зовут? Как зовут этого человека?

Ли Освальд. Едва не сорвалось с языка – она застала меня врасплох.

– Я... по-прежнему не знаю.

– Ты замялся. Я слышала.

Я ждал обвинения во лжи, так крепко сжимал трубку, что заболела рука.

– На этот раз ты едва не вспомнил, верно?

– Похоже на то, – осторожно согласился я.

Мы поговорили еще пятнадцать минут, и все это время я смотрел на портфель, в котором лежала тетрадка Эла. Сейди попросила перезвонить ей этим вечером, перед тем как я буду ложиться спать. Я пообещал.

Я решил вновь раскрыть синюю тетрадку после выпуска новостей «Хантли-Бринкли сообщают». Сомневался, что удастся найти что-то полезное. Последние, торопливые записи Эла информативностью не отличались. Он не думал, что «Миссия “Освальд”» затянется так надолго. Я, кстати, тоже. Путь к этому всем недовольному ничтожеству напоминал продвижение по заваленной деревьями дороге, а в результате прошлое еще и могло защищаться. Но я остановил Даннинга. Это вселяло надежду. У меня уже появились наметки плана, который позволял мне остановить Освальда, не попав в тюрьму или на электрический стул в Хантсвилле. И мне хватало причин для того, чтобы остаться на свободе. Главная из них проводила этот вечер в Джоди. Возможно, кормила Дека Симмонса куриным супом.

Я медленно продвигался по моей приспособленной для нужд инвалидов квартире, собирая вещи. Хотел, чтобы после моего отъезда от Джорджа Амберсона осталась разве что старая пишущая машинка. Я надеялся, что у меня есть время до среды, но если Сейди скажет, что Деку лучше и она собирается вернуться во вторник вечером, придется ускорить отъезд. И где мне прятаться, пока я не закончу свою работу? Очень хороший вопрос.

Фанфары возвестили о начале выпуска новостей. На экране появился Чет Хантли.

– После выходных, проведенных во Флориде, где президент Кеннеди наблюдал за испытательным пуском ракеты «Поларис» и навещал выздоравливающего отца, он провел трудовой понедельник, произнеся пять речей за девять часов.

Вертолет – «Морпех-один» – приземлялся под радостные крики толпы. Вот Кеннеди приближается к толпе, одной рукой приглаживая растрепавшиеся волосы, а другой придерживая галстук. Он шагал впереди агентов секретной службы, которым пришлось перейти на бег трусцой, чтобы не отстать. Я зачарованно наблюдал, как он протиснулся между оградительными барьерами и нырнул в ожидающую толпу, пожимая руки направо и налево. На лицах агентов читался ужас.

– Этот сюжет из Тампы, – продолжил Хантли, – где Кеннеди пожимал руки почти десять минут. Он доставляет массу хлопот людям, чья работа – оберегать его жизнь, но вы видите, как это всем нравится. И он идет им навстречу, Дэвид... при всей приписываемой ему отчужденности, он наслаждается обязанностями, которые налагает политика.

Кеннеди уже продвигался к лимузину, по-прежнему пожимая руки и иногда попадая в женские объятия. Его поджидал кабриолет с откинутым верхом, как две капли воды похожий на тот, что повезет ДФК из аэропорта Лав-Филд на встречу с пулей Освальда. Может, и тот самый. На мгновение на черно-белом экране в толпе промелькнуло знакомое лицо. Я сидел на диване и наблюдал, как президент Соединенных Штатов пожимает руку моему букмекеру из Тампы.

Понятия не имею, правду ли говорил Рот о сифилисе, который подхватил Эдуардо Гутиеррес, или только повторял пущенный кем-то слух, но тот заметно похудел, полысел, и в его глазах читалось недоумение, словно он не понимал, где находится, да и кто он такой. По обе стороны от Эдуардо стояли крепкие парни, одетые, как и агенты секретной службы, в строгие костюмы, несмотря на флоридскую жару. Через мгновение он исчез с экрана, и камера уже показывала Кеннеди, отъезжающего в кабриолете, такого уязвимого. Президент махал рукой и широко улыбался.