Скопа Московская (СИ) - Борис Владимирович Сапожников

Вроде в Берёзов сослали Меншикова, даже картина была Сурикова. Наверное, места дальше от Москвы мама себе представить не могла.

— Ох, мама, — покачал головой я. — Да что бы я ни говорил всё против меня обернёт князь Дмитрий, так что может оно и лучше было бы проспать.

Однако, конечно же, я отправился в Кремль на встречу с царём Василием и для грядущей опалы, которая станет венцом моей службы ему.

Мама намеренно выбрала для меня роскошный придворный костюм, я ехал к царю не как воевода, но как князь из Рюриковичей. Если и не ровня царю, то уж точно не холоп его. Тут я доверился ей, женщине опытной, причём опыта в интригах при царском дворе у неё было побольше чем у самого князя Скопина. Свиту с собой взял малую, Зенбулатова да ещё пару выборных дворян, не на войну еду — к царю-батюшке. Что мне там может грозить, кроме опалы.

В Кремль меня пропустили без промедления. Свиту как обычно я оставил за пределами царёва дворца, а сам же следом за стольником направился прямиком в ту самую комнату, где обсуждались все важные государственные дела. Здесь сегодня решится моя судьба — это я понимал чётко.

Царь Василий по обыкновению своему сидел в тронном кресле и вид имел самый величественный. Первым же по уже заведённому обычаю ко мне обратился князь Дмитрий.

— Заставляешь ждать себя, Миша, — елейным голосом проговорил он. — Негоже опаздывать, когда государь зовёт.

— Звали меня к этому часу, — пожал плечами я, — вот я и пришёл.

— Всегда-то ты так, Миша, — тон князя Дмитрия был настолько приторным, что мне противно стало, — никуда не торопишься, всюду мешкаешь, с врагом договариваешься. Жигимонта из-под Смоленска под самые стены московские привёл.

Я знал о том, что он обязательно затронет эту тему и было мне чем ответить ему.

— Так развалилось воинство жигимонтово, как к Москве подошло, — сказал я. — Если бы не пошёл он на Калугу, так не было б в войске его Трубецкого со стрельцами.

— Князя Трубецкого я сманил! — тут же выпалил, перебив меня, князь Дмитрий. Значит, чуял силу за собой снова и расположение царя, раз позволял себе подобные выходки. — Не лезь к чужой победе своими руками, Миша.

— Я кровь лил от самого Клушина до Коломенского, — резко ответил ему я. — Ты же, Дмитрий Иваныч, всё в обозе норовил отсидеться, а после вовсе к Жигимонту перебежал. Кабы не начали мы бить ляхов, может так бы и остались вы с Трубецким при нём.

Нечего терять мне теперь было. Все победы мои перечеркнул князь Дмитрий. И так легко вдруг стало на душе, прямо как перед атакой, когда впереди враг, а наше дело правое. И скоро уже пойдёт пляска стали и будет не до мыслей и разговоров. Голова стала лёгкой, словно воздушный шарик, казалось, крутани шеей неловко, так она улетит.

— В предатели, перемётчики меня записать хочешь, Миша, — напустился на меня князь Дмитрий. — А не выйдет! Я да князь Трубецкой битву при Коломенском выиграли. Без нас бы тебе никогда ляхов с русской земли не погнать. Ты с Жигимонтом всё больше договариваться горазд, а не бить его!

Нечего мне было сказать ему на этот упрёк. Мог бы и оправдаться, что тогда иначе не выходило. Да только там-то князя Дмитрия с нами не было, а из Москвы всегда лучше видно, как надо было поступать. Да и Шеин подливал, наверное, масла в огонь гневным отписками о том, что случилось под Смоленском.

— Молчишь, — прошипел князь Дмитрий. — Нечего сказать тебе теперь против меня.

— Мише нечего сказать, — раздался вдруг голос князя Ивана-Пуговки, — так я скажу. Ты, брат, как из-под Клушина с сеунчем да пленными ляхами отъехал, так в войско не вернулся. Под Смоленском я кровь лил. Дважды на самого Жигимонта ходил. Раз с рязанскими да калужскими людьми, сам знаешь, шаткими да ненадёжными, а после и вовсе с татарами Кантемира-мурзы. Я воеводу ляшского Яна Сапегу из пистоля приложил так, что он до сих пор с кровати не встаёт. Так его лежачего и отвезли на Москву после Коломенского. Где ты был в это время, брат Димитрий? Хорошо на себя славу спасителя Отечества примерять, когда сидел на печи, как Илья Муромец, тридцать лет да три года, а после встал да всех спас вместе с князем Трубецким. Да только были те, кто все это время кровь лили за царя и Отечество, покуда ты сладко ел да крепко спал на Москве.

— Ах вот ты как запел, братец меньшой, — накинулся уже на него князь Дмитрий. — А не след тебе против старшего голос поднимать…

— Довольно лаяться, — осадил обоих царь, и князь Дмитрий тут же умолк, — не бабы базарные, но князья вы и братья мои. Как и Михайло родич наш и ему верю я без оговорок и оглядок. — Царь пронзил взглядом князя Дмитрия, ясно давая понять, что против меня говорить ничего не позволит. — Раз ты, Михайло, так хорошо с ляхами сговариваешься, то вот тебе новая служба. Получаем мы письма из литовских земель, и пишут нам оттуда, что рознь великая меж ляхами да литвинами с русинами наступает. Многие бояре литовские не желают себе королём Жигимонта, которого дважды у нас побили. А он ведь не угомонится теперь, снова пойдёт войною, битым уйти ему гонор не позволит. Вот и поезжай, Михайло, в Литовскую землю да уговорись с тамошними людьми, чтобы мир меж Литвою и царством моим был.

Это уже не опала. Это просто смертный приговор. Отправляться в Литву, недружественную Московскому государству, как снова подсказала мне память князя Скопина да и уроки истории, которые я помнил, со времён Ивана III если не раньше, и пытаться уговориться с тамошней магнатерией о мире с Москвой. Да это же просто утопия. Я ведь до Вильно не доеду, меня литовские воры прикончат раньше. Много людей с собой взять не смогу, да и не дадут мне много, а с малым отрядом шансов добраться до Вильно у меня почти нет. Да что там до Вильно, я даже до Невеля, за которым проходила граница между Московским царством и Великим княжеством Литовским, могу не доехать. Нарвусь на каких-нибудь лисовчиков, которые всё ещё орудуют то тут то там, и поминай как звали. А ведь навести их на мой отряд вполне может и князь Дмитрий — с него станется.

И всё же на пиру я говорил, что приму любую службу, и отказываться от