Скопа Московская (СИ) - Борис Владимирович Сапожников

да напомнить какой за ней должок передо мной. Куда бы ни отправился я, хоть в опалу, хоть в ссылку, он должен умереть в муках через пару недель после моего отъезда. Это я решил твёрдо. Потому что именно князь Дмитрий своей трусостью и корыстолюбием тянет на дно царя Василия и всю Отчизну вместе с ним. Свергать царственного дядюшку я не собираюсь — хватит России узурпаторов, как началось с Бориса Годунова, так и пошли все несчастия, пускай себе правит, не такой уж он и скверный царь. Однако князь Дмитрий должен умереть. И умереть так, чтобы смерть его не бросила на меня тень. Потому-то и надо наведаться к куме да спросить с неё должок.

С такими мыслями провёл я весь остаток пира и отправился домой.

Несмотря на то, что час был ранний, пир-то по обыкновение продлился едва ли не до первых петухов, меня встречали мама и жена. Кажется, я малость перебрал со мёдом, отчего едва не повалился наземь, как только с коня спрыгнул.

— Отчего не весел ты так, Скопушка? — сразу же спросила у меня Александра. — Или скверно тебе было на пиру у царя?

Глаза её наполнились страхом. Она ведь отлично помнила каким вернулся я с крестин у Воротынского, наверное, сейчас я выглядел не сильно лучше. Вроде как по воспоминаниям князь Скопин не имел особого пристрастия к зелёному змию, но сегодня я нарезался так, как в последний раз пил перед отправкой на полигон ещё в прошлой своей жизни. Тогда уж наотмечались от души! Сейчас же, как и в тот раз, я пил с горя, но этой ночью на пиру я оплакивал своего царственного дядюшку и Отчизну заодно. Тяжко ей придётся, очень тяжко. Это я понимал, однако поделать ничего не мог. Брать Кремль со своей армией не стану — довольно с Отечества узурпаторов, что с крестом в одной руке и саблей в другой врываются в Кремль. Не удержусь я на троне без Земского собора, а он никогда такого узурпатора, что силой власть в свои руки взял не утвердит. А раз не утвердит, то продолжится это чудовищная война, верно названная Смутным временем.

— Душно мне там было, Александра, — честно ответил я. — Совсем будто воздуха не было.

— И как же наградил тебя государь? — поинтересовалась куда более практичная матушка. Она уже видела, что я просто пьян до изумления, но умирать прямо сейчас не собираюсь.

— Новой службой, — рассмеялся я пьяным смехом. — У меня же есть всё — и сабля, и саадак, и конь добрый, и доспех крепкий. Что ещё слуге государеву надобно?

— Опала значит, — кивнула мама. — Совсем потерял голову государь наш. А ты, Миша, спать иди. Проводи его в покои, Александра, но не оставайся с ним. Пары винные да медовые ребёнку повредят, а Миша сейчас только ими дышит.

Опираясь на руку верного Зенбулатова, который хотя и крещённый, а по татарскому обычаю вина не пил, я вместе с Александрой прошёл в свои покои.

— Отчего же душно так у царя было-то? — спросила моя жена по дороге. Шагал я медленно и осторожно, и всё равно задевал все углы да пару раз приложился головой о притолоку. Прямо как в первые дни в теле князя Скопина, когда я только обживался, если можно так выразиться, в нём, и не представлял ещё габаритов тела, доставшегося мне в наследство от умершего князя.

— Награждение непричастных, — рассмеялся я снова, хотя вряд ли супруга моя поймёт шутку родом из далёкого двадцатого века. — Герой-то всей войны теперь царёв брат Дмитрий. Ему честь, хвала и награда. Про меня же уже говорят, что я-де Жигимонта от Смоленска до стен Москвы довёл.

Новостью о таких слухах, которые начали распускать ещё с самого начала наступления польского короля на столицу, поделился со мной князь Мезецкий. Да и Голицын подтвердил её. Хорошо готовил почву для своей авантюры князь Дмитрий, ничего не скажешь.

— Вот за что мне выходит опала, Александра, — добавил я. — За то, что кровь лил и ляхов да воров не щадил.

Много было обиды в моём голосе. Много её скопилось во мне. Как же так выходит, что войну на себе тянут одни, а лавры её пожинают другие. Сколько раз читал об этом и не верил, а теперь вот самому довелось столкнуться. И как же тяжело после такого вот пира продолжать служить государю, как прежде! Хотелось разорвать на груди дорогой опашень и рубаху, так душно мне было, так тяжко. Но не при беременной жене же это делать.

Вот и шагал медленно и тяжко ступая, натыкаясь на многочисленные углы и едва не считая лбом притолоки. Как слуги раздели и уложили меня в просторную постель, помню плохо. Вообще последнее что помню, как лежу в кровати, а Александра сидит надо мной и гладит по голове. Говорит что-то ласковое и я ей даже вроде отвечаю, но как-то на автомате, мозг над ответами не задумывается. С этим и уснул.

[1]Алевизов ров — фортификационный ров, существовавший с 1508 по 1814 год на территории Красной площади в Москве. Канал проходил вдоль стен Кремля от Угловой Арсенальной до Беклемишевской башни и соединял Неглинную с Москвой-рекой. Был назван в честь архитектора Алевиза Фрязина (Нового), руководившего строительством сооружения

* * *

Утром же следующего дня как ни странно никакого похмелья не было. Хотя слуги оставили рядом с кроватью жбанчик с холодным рассолом. Я с удовольствием приложился к нему, но не сильно. До дна осушать не стал.

Как потом выяснилось я проспал больше суток. Наверное, сказались накопившаяся за время долгой военной кампании усталость и общее нервное напряжение. А ещё я узнал, что почти опаздываю на встречу с царём. Об этом мне сообщила мама, вошедшая в мои покои, как только слуги доложили, что я поднялся с кровати.

— Силён ты спать стал, Миша, — ласково сказала она мне, — так можешь и опалу проспать.

— Это как же? — не понял я.

Мама пришла, когда слуги помогали мне одеваться. Вот только вместо домашнего платья, которое я приказал принести, они притащили роскошный опашень.

— А так, что тебе велено в Кремль явиться к десятому часу, — улыбнулась мама. — Государь видеть тебя желает, а ты спишь ещё. Так сонным в опалу и отправишься.

— Да есть ли разница, мама, — невесело усмехнулся в ответ я, — как в опалу отправляться? Сонным или бодрствующим.

— Бодрствующий может слово за себя сказать, — жёстко напомнила мне мама. — Сонный же и не узнает, куда его услали. В