Николай Берг - Лёха

Нехватка патронов Семенову, видно, была предначертана судьбой. Он очень обрадовался, когда нашли партизаны брошенный тягач-броневичок «Комсомолец» с пулеметом, ан был «дегтярев» без затвора, да и тягач оказался распотрошен, и для починки, как считал Половченя, надо было напрячься. Впрочем, несмотря на все это, к самому красноармейцу в отряде относились с уважением, что ему льстило.

– Я это вот… – сказал, смотря в сторону, потомок.

Семенов молча помотрел на него.

– Поговорить вот хотел типа… – выдавил из себя Леха и выдохся.

– Так говори! – не удержался боец.

– Ты вот на меня волком теперь смотришь. А зря! – приободрился потомок.

– Мне было сказано, чтоб я тебя к нашим доставил, – хмуро отозвался Семенов.

– Это я знаю. И раньше мне все самому ясно было. Сам хотел к начальству попасть. У нас, в нашем времени, очень была популярна писанина про попаданцев, – начал выкладывать свои соображения Леха.

– Погодь… это кто такие – попаданцы? – удивился странному слову красноармеец.

– Это вот как я. Раз – и в другом времени. Альтернативная история, модно очень было. Книжек прорва была, и в инете – сплошняком.

– То есть вас таких много? И у немцев такое тоже? Есть, значит, способ в прошлое попадать? – забеспокоился всерьез Семенов. Ему отчетливо представилось, что вот к немцам вместо такого балбеса, как незадачливый Леха, попадают, наоборот, инженеры и толковые спецы по всякому научному. Мороз по коже пробежал и – одновременно – досада, что вот талан[171] такой, видно, красноармейцу выпал: и пулемет – только видимость беспатронная, и пистолет такой же… И этот «попаданец» – тоже незаряженный. А с виду – как настоящий! Прямо сиди да ругайся с досады.

Но собеседник грустно помотал головой:

– Да нет способа во времени путешествовать. Ну на самом-то деле есть – я ж сюда попал, но это совсем непонятно – как. Просто в книжках было много про попаданцев. Типа вот как я: попадают в прошлое – и давай прогрессорствовать, историю менять.

– Погодь. Опять слово непонятное. Это что значит?

– Ну просто же… Раз – и сразу к Ивану Грозному, Петру Первому или вот к Сталину; глаза им раскрыть – и тут же правители начинают действовать по-новому, верно, и все получается, все победы выигрываются, наука цветет и пухнет, татаро-монголов пулеметами косят, немцев ядерной бомбой взрывают – ну и, в общем, у нас все лучше всех!

– А что, здорово. Мне нравится! – серьезно сказал Семенов, прикинув, что косить пулеметом конницу – самое милое дело.

– Так и мне нравилось. Я таких книжек много почитал, когда от работы отлынивал.

– И с чего вдруг завилял?

– А все наоборот вышло! – печально вымолвил потомок, понурившись.

– Не поймешь вас, городских. Вроде и человеческим языком говорите, а как канитель тянете. Запутал ты меня, как котенок бабкину пряжу. Ты попроще, подоходчивее давай!

– Так если б я сам все понимал! Я ведь тоже только так, наощупь.

– Ты еще свое любимое: «В жизни все не так, как на самом деле», скажи, – хмыкнул Семенов. Впрочем, несмотря на хмыканье свое, оказался боец заинтересованным этим разговором. Да и хотелось самому понять – что же его тревожит все это время с тех пор, как он с потомком встретился?

– Ну вот как бы это объяснить… Я тут понял, как оно все непросто. Оттуда-то казалось, что тут живут этакие простофили, лаптем щи хлебают, очевидного не видят – а тут я, такой весь из себя умный! Хабах – и в дамки! Не, некоторые сомнения у меня и раньше были. В прошлом году как раз книжку этого, как его… Серба… Буркатовский вроде[172]… Точно, ага. Прочитал, короче.

Семенов, который к книжкам испытывал некоторый пиетет, внимательно слушал. Потомок что-то надолго заткнулся, пришлось его пошевелить вопросом:

– И что там у этого писателя было?

– А там тоже такой попаданец в прошлое… то есть в это время, теперешнее. И ему вместо ковровой дорожки сначала по зубам надавали. Потом в НКВД мариновали. Потом он все выложил, разумеется, со Сталиным встретился[173]…

– И что дальше-то было? Ну давай, выкладывай. А то в час по чайной ложке выдавливаешь! – рассердился красноармеец.

– Так и выкладываю. Этот книжный герой поболе меня знал. И в его айфоне тоже много чего оказалось. И сам айфон сохранился целым. Они у Берии адаптеры смогли сделать, оживить и частью понять, как оно работает. А в итоге получился шиш. Немцы напали не двадцать второго июня, да и направление главного удара изменили, и вместо игры в поддавки получилась все та же страшная война, только с другим сценарием, но точно так же все висело на соплях и решалось не мыслию попаданца, а тем, как какая-то там драная и растрепанная пехотная рота с одной приблудной пушкой держала насмерть свою позицию. Мне тогда писанина Буркатовского этого сильно не понравилась, всю малину он испортил, а сейчас вижу, что в общем-то он прав. В главном – прав.

– В чем «в главном»? – хмуро спросил красноармеец, которому тоже такой расклад не понравился.

– В том, что одним махом ничего не решается. И раньше люди не дурнее нас жили… Вы меня все время удивляли, если честно. По книжкам-то вы меня должны были слушать, раскрыв рот, а на деле все наоборот выходило. Вы тут – как рыбы в воде, в своем времени.

– А ты, значит, как щука, что пошла мышей в амбар ловить? – вспомнил Семенов забавную сказку, что ему бабушка рассказывала.

– Тебе смешно… – вздохнул Леха.

– С чего бы? Я уж думал, что за тебя, красивого, мне орден дадут.

– Если догонят, то дадут. Ты ж получаешься носитель государственной тайны со всеми вытекающими, – очень трезво заявил потомок весьма неприятную правду.

И слова-то какие выбрал! Нахватался от кого-то; наверное – от комиссара.

– Не зря покойный Петров тебя прирезать хотел. И потом сделал все, чтоб ты под пули попал, – кивнул Семенов.

– Ну да, я тоже это понял. А почему не прирезал?

– А я ему сказал, что, может быть, ты – его правнук. Это его сильно остудило, – грустно усмехнулся боец.

Менеджер улыбнулся зеркально, точно так же – печально.

– Самое смешное, что, попади я к немцам в руки, – тоже неизвестно, пошло ли бы им это на пользу.

– Ну все-таки что-то ты ж знаешь? – встревожился Семенов.

– Именно: что-то… Нам же информацию впаривали самую разную. По одной телепрограмме: Сталин – людоед и тупой идиот, а по другой – гений и всех в Европе переиграл.

Семенов быстро завертел головой – упаси бог, чтоб кто-то такое услыхал!

– Тише говори, обалдуй!.. – шикнул он на собеседника.

– Вот видишь… – грустно и понимающе кивнул Леха.

– Язык у тебя без костей. Мелешь, не подумав, – зло буркнул Семенов.

– Чудак-человек, ты ж понимать должен – меня в НКВД разговорят на полную катушку, я ж там все выложу. Тем более что там – спецы, даже и бить не будут. Потому как – хрен его знает, что полезно сказать, что нет.

– А голова тебе зачем дадена? – удивился красноармеец.

Менеджер задумался, непроизвольно сгибая и разгибая ремень винтовочного чехла…

Менеджер Леха

Вопрос был, конечно, интересный. Нет, из будущего все виделось просто и легко. Берешь и говоришь тирану и диктатору Сталину, что один его сын спился, другой сдался в плен и погиб при мутных обстоятельствах в немецком концлагере, а дочка – вообще в США укатила. И все огурцом! Сталин счастлив! Или рассказываешь, что Хрущев (у которого тоже вроде все дети в США уехали) Сталина из Мавзолея выкинул и вообще культ личности разоблачил, и ГУЛАГ с незаконно репрессированными распустил – эту передачу Леха видел недавно и запомнил ее неплохо. И опять Сталин счастлив!

Менеджер поежился. Тут вон Петров его прирезать хотел, оказывается, а со Сталиным может и еще хуже выйти. Как-то не вытанцовывалось, что после таких известий Иосиф Виссарионович впадет в блаженство и будет шибко благодарен. И теперь уже Леха отнюдь не был уверен, что все так прям будет шелково и малиново. Еще в голову приходило не раз, что вместо пряничного будущего получается весьма неуютное казино, где слишком многое зависит от совершенно незначительных мелочей. От одного-единственного словечка!

Как-то после всех этих приключений, в ходе которых его жизнь несколько раз на соплях висела, выходило так, что мороз по коже пробегал. Даже и в глупых, вроде, ситуациях. После того как выстрелом в башку снес потомок немцу у машины, ночью он проснулся от странного не то сна, не то ощущения – ведь тут, в этом прошлом, любой может оказаться его предком. И, стреляя даже немцу в башку, можно этим выстрелом уничтожить и самого себя! Черт его знает, кто там у Лехи был прадедом! Их, прадедов-то, аж четыре человека было, и потомок совершенно о них ничего не знал. Деда с бабками, и то не шибко помнил, а уж тем более не интересовался, кто там у них родители были.