Стивен Кинг - 11.22.63

— Да довольно, Эл, разве можно сравнивать национальные выборы с внезапными наводнениями?

— Ну, вероятно, не всякие, но выборы президента 2000 года сами по себе были событием такого класса. Вообрази, если бы ты мог вернуться во Флориду осенью двухтысячного и израсходовать пару сотен тысяч долларов в пользу Эла Гора?

— Пара проблем здесь выгорает, — сказал я. — Во-первых, у меня нет двухсот тысяч долларов. Во-вторых, я всего лишь школьный учитель. Я могу все тебе рассказать о комплексе фиксации на матери у Томаса Вулфа[73], но когда речь идет о политике, я теряюсь, как ребенок посреди леса.

Он нетерпеливо взмахнул рукой, перстень Корпуса морской пехоты едва не слетел у него с утонченного пальца.

— Деньги не проблема. Тебе нужно просто поверить мне касательно этого. А заведомое знание будущего отбрасывает всякое дерьмо с твоего пути. Разница во Флориде была, кажется, где-то немногим меньше, чем шесть сотен голосов. Если уж дело зашло о торговле, как думаешь, имея в наличии двести тысяч, удалось бы тебе купить в день выборов шестьсот голосов?

— Возможно, — согласился я. — Вероятно. Думаю, я мог бы вычислить округа с общинами, где преобладает апатия и избирательная активность традиционно невелика — это не так уже и тяжело было бы сделать — а потом заявиться туда со старой, доброй денежной наличностью.

Эл оскалился, демонстрируя те свои зубы с пробелами и нездоровые десна.

— А почему бы и нет? В Чикаго это работает с давних пор.

От идеи купить президентство за сумму меньшую, чем стоит пара седанов «Мерседес-Бенц», у меня захватило дух.

— Но когда мы рассматриваем реку истории, там наибольшими водораздельными моментами, которые генерируют перемены, являются покушения — как успешные, так и неудачные. Застрелил умственно нестабильный лентяй по имени Гаврила Принцип австрийского эрцгерцога Фердинанда — и на тебе, началась Первая мировая война. С другой стороны, после того, как Клаусу фон Штауфенбергу не удалось в 1944 году убить Гитлера[74] — рвануло близко, но не достало — война продолжилась и еще миллионы людей погибли.

Я тоже видел этот фильм.

Эл продолжал дальше:

— Мы ничего не можем сделать с эрцгерцогом Фердинандом или Адольфом Гитлером. Они вне нашего доступа.

Я хотел было указать ему на то, что он весьма свободно использует личное местоимение, но сдержался. Я чувствовал себя читателем какой-то очень зловещей книги. Скажем, какого-то из романов Томаса Харді[75]. Знаешь, чем все должно кончиться, но вместо ослабления интереса это каким-то странным образом только увеличивает твое очарование. Это как смотреть на мальчика, который все быстрее и быстрее разгоняет свой игрушечный поезд, и ждать, когда тот, наконец, соскочит с рельс на очередном повороте.

— Касаемо 11 сентября, если ты захотел бы это исправить, пришлось бы ждать около сорока трех лет. К тому времени тебе уже подпирало бы под восемьдесят, да и вообще дожил бы ли ты.

Вот теперь тот флаг с одинокой звездой в руках у гнома стал более понятным. Это был сувенир из последнего путешествия Эла в прошлое.

— Можно не дожить даже до шестьдесят третьего, разве не так?

На это он не ответил, просто посмотрел на меня. Его глаза, которые были влажно-туманными, когда он заводил меня в свою харчевню, теперь ярко светились. Они были едва ли не юными.

— Так как именно к этому ты ведешь, правильно? К Далласу 1963?

— Правильно, — сказал он. — Я вынужден самоустраниться. Но ты же не болен, дружище. Ты здоровый и в расцвете сил. Ты можешь возвратиться в прошлое и остановить это.

Он наклонился вперед, глаза его уже не просто светились, они пылали.

— Ты можешь изменить историю, Джейк. Ты это понимаешь? Джон Кеннеди может остаться живым.

Я знаю механику напряженной беллетристики — конечно, я прочитал немало триллеров в своей жизни — здесь главное правило: держать читателя в догадках. Но, если вы хотя бы немного поняли мой характер, учитывая чрезвычайные события того дня, вы поймете, что мне хотелось, чтобы меня убедили. Кристи Эппинг стала Кристи Томпсон («Парень встречает свою девушку в кампусе АА», помните?), теперь я принадлежал только сам себе. Даже детей у нас не было, за которых можно было бы бороться. У меня была работа, и делал я ее хорошо, но, если я скажу вам, что в ней имелись какие-то перспективы, это было бы враньем. Путешествие автостопом по Канаде с одним другом после окончания колледжа — единственная череда событий в моей жизни, которую пусть приблизительно можно назвать приключениями, а учитывая добродушную любезность большинства канадцев, конечно, никакие это были не приключения. И вот теперь, нежданно — негаданно, мне предлагают шанс стать большим игроком не просто в истории Америки, но и в истории целого мира. Да, да, да, я склонялся к тому, чтобы меня убедили.

Но я также и боялся.

— А что, если все пойдет плохо? — Я допил свой остаток холодного чая четырьмя длинными глотками, кубики льда стучались о мои зубы. — Что, если я сумею, кто знает каким способом предупредить то событие, а дальше все, вместо того, чтобы улучшиться, только ухудшится? Что, если я вернусь и увижу в Америке фашистский режим? Или загрязнение достигнет такого уровня, что все кругом будут ходить в противогазах?

— Тогда ты вновь вернешься назад, — сказал он. — В то самое время за две минуты до полудня девятого сентября 1958 года. И все отменишь. Каждое путешествие туда является первым путешествием. Помнишь?

— Хорошо звучит, но если перемены будут настолько радикальными, что твоей харчевни даже не обнаружится на этом месте?

Он улыбнулся.

— Тогда тебе придется доживать жизнь в том прошлом. Но разве это плохой вариант? Как учитель языка и литературы, у тебя есть востребованная профессия, но она тебе может даже не понадобиться. Джейк, я пробыл там четыре года и заработал немного деньжат. И знаешь как?

Я мог бы высказать какие-то хитроумные предположение, но вместе с тем покачал головой.

— Тотализатор. Я вел себя осторожно — не желал вызвать ни малейших подозрений, конечно же, я не хотел, чтобы какие-нибудь букмекерские костоломы гонялись за мной, — но если ты тщательно выучил, кто какую игру выиграл с лета 1958 до осени 1963 года, то можешь себе разрешить быть осторожным. Я не говорю, что ты сможешь жить, как король, так как такая жизнь опасна. Но нет причин, которые мешали бы тебе жить хорошо. И харчевня, как я думаю, все еще будет стоять здесь. Меня же она дождалась, а я многое изменил. Никто бы этого не избежал. Просто пройтись квартал, чтобы купить себе буханку хлеба и кварту молока, и это уже изменяет будущее. Слышал когда-нибудь об эффекте бабочки? Есть такая чисто-шикарная научная теория, суть которой вообще заключается в том…

Он вновь закашлялся, первый продолжительный приступ с того времени, как он открыл мне двери. Он выхватил из коробки прокладку, прижал ее себе ко рту, будто кляп, и тогда согнулся пополам. Из его груди звучали ужасные рыгающие звуки. Звучало это так, словно половина его внутренностей оборвались и теперь колотятся там между собой, как электромобили в парке развлечений. В конец концов, все стихло. Он взглянул на прокладку, скривился, скомкал ее и выбросил.

— Извини, друг. Эта моя сучья оральная менструация.

— Господи, Эл!

Он пожал плечами:

— Если нельзя по этому поводу пошутить, то какой во всем смысл? Итак, где я остановился?

— Эффект бабочки.

— Точно. Это значит, что мелкие события могут иметь огромные, неизвестно-какие-последствия. Суть этой идеи заключается в том, что когда кто-то убивает бабочку в Китае, то лет через сорок — или через сорок тысяч — где-то в Перу должно произойти землетрясение. Тебе это тоже кажется таким же захватывающим, как и мне?

Конечно, действительно так, но тут мне припомнился один очень древний парадокс по поводу путешествия во времени и я воспользовался им:

— Ну, а что, если ты возвратишься в прошлое и убьешь там собственного деда?

Он вытаращился на меня, ошарашенный:

— На ’кой бы хер тебе захотелось такое сделать?

Хороший ответ, и я просто поощрил его продолжить.

— Ты уже поменял прошлое сегодня днем всеми возможными мелкими способами просто тем, что прошелся к «Кеннебекской фруктовой»… но ступеньки к складу, назад в 2011 год, остались на своем месте, разве не так? И Фолс стоит тот же самый, такой, каким ты его оставил.

— Да, на вид тот же самый. Но ты говоришь о кое-чем немного большем. Обернуться так, чтобы уберечь жизнь ДжФК.

— О, я говорю о много большем, чем просто это, так как это не просто какая-то бабочка где-то в Китае, дружище. Я также говорю о сохранении жизни РФК, так как если Джон выживет в Далласе, то Роберт, скорее всего, не будет баллотироваться в президенты в 1968-м. Страна не будет готова заменить одного Кеннеди другим.