Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

диска он повесил себе на шею (они имели штатные ремни), один них вставил в приёмник магазина и передёрнул затвор.

– А ну-ка приведи сюда этого Шау-Мяу, да побыстрее! – единственный глаз лейтенанта Климентьева засверкал недобрым светом.

Арестованный оказался немолод – на вид ему было лет сорок. Невысокий, щуплый, но с гордой осанкой и надменным взглядом, пропитанным ядом. Вроде как китаец, но без косы, с жидкой бородёнкой и усами. Как оказалось, он бегло говорит по-русски. При этом складывалось впечатление, что китайский акцент арестант имитирует нарочно.

– Капитана, я высё уже расаказала… Я Шао Маоян, можете зывать меня Саша.

– Вот что, Саша, – произнёс Климентьев вкрадчивым тоном. – К тебе пришли твои друзья. Пойдём, поговорим с ними вместе.

Все находившиеся в комнате спустились со второго этажа во внутренний двор полицейского участка. Климентьев шёл последним, хромая, с новомодным немецким оружием и тяжёлыми дисками на шее. Зубову он приказал открыть ворота и впустить делегацию бунтарей. Двадцать пять безоружных китайцев вошли вовнутрь – судя по всему не зная, что их ждёт…

Пистолет-пулемёт грохотал почти без перерывов минут пять, а может и больше. Он заглушил все посторонние звуки – крики, хрипы, проклятья и стоны. Когда из окна затвора вылетела последняя, 120-я, гильза, всё стихло. Сквозь отверстия в кожухе было видно, что автоматный ствол раскалился докрасна. В воздухе пахло сгоревшим порохом и свежей кровью.

– Вот как надо наводить порядок! – назидательно сказал Климентьев шестерым бледным правоохранителям, застывшим напротив горы бездыханных тел. – Выбросите эту падаль на площадь. Пусть поваляются пару дней, чтоб знали, сволочи, как бунтовать!

Несмотря на хромоту, лейтенант лихо запрыгнул в стоявший за спиной автомотор, взмахом руки приказал открыть ворота и прямо по трупам выехал на улицу. Гремя литыми шинами по брусчатке, роскошный «Хорьх» помчался в резиденцию наместника. Нельсон Бонапартиевич управлял машиной сам. Но поскольку левого глаза у него не было, он по пути нечаянно задавил кошку, двух пекинских уток и уличного торговца, очень некстати надумавшего переходить улицу перед приближавшимся кабриолетом.

* * *

К сожалению, излишне жёсткие меры лейтенанта Климентьева привели к обратному результату. Весть о расстреле без суда и следствия 26 активистов взбудоражила город ещё сильнее. Участились нападения на русских, причём не только на военных, но и на гражданских лиц. Дошло до того, что в рождественскую ночь дворец наместника обстреляли из пулемёта, осколками стёкол поранило нескольких гостей. Колчак был в ярости, но его очередной ответ террором на террор вызвал лишь новый виток насилия.

В январе 1919 года ситуация в регионе перешла в критическую стадию. Разрозненные банды мятежников и хунхузов объединились под руководством некого «генерала Чжан Цзолиня» и теперь терроризировали большую часть центральной Маньчжурии. Более того, этому Чжан Цзолиню каким-то образом удалось договориться с мятежным генералом Гайдой, и теперь разнородные силы китайцев наступали на Харбин вместе с 75-тысячным чехословацким корпусом, обстрелянным и прекрасно вооружённым. В отличие от восстания 1900 года нынешний бунт приобрёл черты интернационального. У него появился новый лозунг – борьба недовольных с прикормленными.

Колчак понял: чтобы не потерять управление флотом, надо немедленно менять флагманский корабль.

10 января в четвёртый тупик харбинской товарной станции прибыл бронепоезд «Генерал Самсонов». Вся территория станции, включая сортировочные пути, была оцеплена казаками. К бронированному вагону под усиленной охраной подошла вереница подвод, доставившая из Русско-Китайского банка Харбина золотой запас наместничества – семь тонн драгоценного металла. По распоряжению наместника все ценности решили от греха подальше эвакуировать в тыл – в город Иркутск.

Золотые слитки уложили в массивные деревянные ящики, обитые железом. Чтобы уменьшить число любопытных, желающих узнать, что там внутри, Колчак приказал написать на каждом из них крупными буквами: «Опасно! Динамит. При попытке открыть возможен взрыв».

Вместе с золотым запасом наместничества и архивом секретных документов в Иркутск отправился сам Колчак с супругой и глава Харбинской городской думы Виктор Пепеляев. Наместник взял с собой и лейтенанта Климентьева, поскольку осознал, что методы, которыми тот пытается навести порядок, лишь увеличивают число мятежников. Высшую власть в столице Дальнего Востока он временно передал здравомыслящему и рассудительному генералу Хорвату. Вечером того же дня бронепоезд «Генерал Самсонов» отбыл из Харбина в сторону Забайкалья.

* * *

В Иркутске высоких гостей поджидал роскошный автомобиль «Делоне-Бельвилль». Адъютант Климентьев вышел из вагона, выяснил, кто находится в авто, и после постучал в купе наместника:

– Александр Васильевич, вас просят выйти. Господа приглашают вас супругой на приём к генерал-губернатору.

Быстро собравшись, Колчак с Лизой спустились на перрон. Там их ожидали офицер в зимней форме австрийского капитана и усатый господин в дорогой собольей шубе и мохнатой меховой шапке. Представились:

– Капитан Боровичек, военный атташе австро-венгерской дальневосточной миссии.

– Купец первой гильдии Троекуров, председатель правления губернского отделения Русско-Азиатского банка.

Погода не располагала к долгим беседам на улице – было морозно и ветрено. Все четверо поскорее сели в автомобиль и поехали в город. Собственно Иркутск располагался на другом берегу Ангары, железная дорога проходила лишь по пригороду – Глазьевскому предместью. Пепеляев, Климентьев и взвод личной охраны наместника остались в бронепоезде.

Колчака с Иркутском связывало многое. Отсюда он уходил в экспедицию на Север, здесь в Харлампиевской церкви венчался со своей первой женой Софьей. Он неплохо знал город, поэтому когда после понтонного моста автомобиль свернул с Троицкой улицы не направо, а налево, он спросил:

– А куда мы едем?

– Не волнуйтесь: там перекопали дорогу, приходится ехать в объезд.

Но автомобиль остановился не у дома генерал-губернатора, а у невзрачного одноэтажного здания на Медведниковской улице, неподалёку от Дровяного базара. К машине подошли какие-то люди.

– Господин наместник! – обратился к адмиралу некий субъект с ярко выраженной семитской наружностью и характерным одесским произношением. – Я Мейер Зайдер, уполномоченный Политического центра Иркутской губернии. Хочу вам сообщить, что власть в городе принадлежит Политическому центру, генерал-губернатор находится под домашним арестом. Иркутская губерния добровольно вошла в состав Дальневосточной республики, органы власти наместничества отныне считаются незаконными. В связи с этим прошу вас сдать личное оружие и следовать за мной.

Хмурые мятежники держали в руках винтовки с примкнутыми штыками. Лиза от ужаса потеряла дар речи. Побледневший Колчак напрягся, словно готовящийся к прыжку хищник… Но, оценив обстановку и пересчитав окруживших его людей, обмяк. Он молча достал из кобуры именной парабеллум, подаренный ему гросс-адмиралом Шеером, и вручил его Зайдеру. Ну вот, приплыли…

* * *

В просторной гостиной адмирала и Лизу встретила чрезвычайно пёстрая компания – полтора десятка человек. Среди них парочка интеллигентов, трое узкоглазых туземцев, бродяги, солдаты и явные уголовники. Каждой твари по паре. В центре за столом сидел важный начальник. Это