Ее превосходительство адмирал Браге - Макс Мах

б ее – первого лорда Адмиралтейства в чем упрекнул. Не посмели бы! Однако к тому времени она твердо знала, что, если любишь, все остальное побоку. Да и не главное. Без водки и блуда ее жизнь все равно была такой, что, с одной стороны, расскажешь кому, слюной от зависти изойдут, а с другой – и упрекнуть себя не в чем. Работала на благо родины, служила ей, сражалась за нее. А теперь что? Финита ля комедия?

Девяносто лет – это даже при ее двужильном организме глубокая старость. Да и чего уж там – «износ механизмов» налицо. Участились болевые приступы и обнаруживалась, временами, некая непрошеная слабость в членах. Пришли болезни. Лет пятьдесят ничем не болела, не считая последствий давних уже ранений, а тут сразу вдруг: ни одно, так другое.

«То понос, то золотуха, – грустно усмехнулась в душе, вспомнив недавнее воспаление легких, воспоследовавшее за обычной, на первый взгляд, простудой. – Да уж, старость – не радость».

И еще одно, но принципиально важное обстоятельство. У разных людей по-разному, разумеется, но Лизу буквально убивало возникшее однажды и не желавшее покидать ее чувство одиночества. Муж умер, как и большинство старых друзей, а те, кто еще жив, и сами превратились в немощных стариков и старух. Дети давным-давно выросли. У них своя жизнь, свои взрослые дети, приходящиеся ей внуками. Да у нее и правнуки уже есть – так что есть чем гордиться, – но, с другой стороны, она в их жизни, так уж вышло, занимает слишком мало места.

Не то чтобы они ее не любили, любят. Ее все вроде бы любят, даже дети и внуки приравненных к близкой родне Виктора и Варвары, но ни у кого из них нет на нее времени. Варвара, вернув себе по завещанию отца фамилию Кокорева, возглавила, оттеснив братьев, всю их промышленную империю, а адмирал Якунов-Загородский и сам уже лорд Адмиралтейства. Этим двоим и без Лизы дел хватает. А вот она-то как раз и осталась не у дел. Засела сычом в своей Кобоне – внутри оставленного людьми музея – и строчит мемуары и монографии о применении Флота в бою. Но и это уже надоело: сколько можно писать? Но что ей еще остается? Гулять по лесным тропинкам, смотреть всякую фигню по дальновидению, читать… Еще она изредка посещала театры и концерты. Одевалась в штатское – хотя ее обычно все равно узнавали – и сидела в ложе, не желая выходить в фойе, где пришлось бы общаться с чужими и по большому счету совершенно неинтересными ей людьми.

– Ваш кофе, адмирал! – Это вернулась Анна Николаевна.

Принесла кофе, коньяк и пепельницу. Выставила все это на журнальный столик, но уходить не спешила.

– Там, – кивнула она себе под ноги, подразумевая первый этаж, – посетители объявились. Просят принять.

– Скажи, что я умерла, меня нет дома и, вообще, я никого не принимаю.

Все свои приходят без приглашения и не спрашивая разрешения. Для тех же, кто не так близок, дорога в Кобону начинается с телефонного звонка.

– Сказали, что вы их не знаете, однако, возможно, помните некую Марию Ивановну Бессонову, – дополнила свое сообщение помощница. – Они, мол, ее друзья и действуют по ее рекомендации.

«Бессонова? – поразилась услышанному Лиза. – Машка?! Но как?»

И в самом деле, как? Тропа закрылась без мало сорок лет назад и, как было обещано, навсегда. Это она и сама чувствовала. И вдруг привет.

«А что если провокация?»

О Маше знал Кениг, но мог ли он кому-нибудь что-нибудь рассказать? Впрочем, знали и другие. Варвара, Виктор, Иан, экипаж «Звезды Севера»…

«Слишком много слишком разных людей…»

– Пригласите, – решила Лиза. – И спросите их, пожалуйста, не желают ли чего-нибудь выпить. Коньяк, кофе. Впрочем, сами знаете.

«Посмотрим, – сказала она себе, отдав эти распоряжение. – Поглядим, послушаем…»

Гости появились буквально через пять минут. Невысокий кряжистый господин лет сорока от роду с легкой сединой на висках и внимательными глазами «неравнодушного к чужим секретам» человека и при нем идеальная блондинка. Просто эталон, можно сказать. Вот только Лиза на эти невинные голубые глазки, точеную фигурку и безукоризненную молочно-белую кожу не повелась. Блондинке на вид было лет двадцать, но Лиза своим шестым чувством ведьмы сразу ухватила главное: дамочка гораздо старше, чем кажется, и ключевое слово здесь «гораздо». А еще она великолепный боец. То есть и мужчина – крайне опасный тип, но женщина, притворяющаяся девушкой, – именно что спец, заточенный под силовые операции.

«Любопытная пара…»

– Разрешите представиться, – уважительно, но без лишнего пиетета, чуть поклонился мужчина, – Кержак Игорь Иванович, моя жена, – повернулся он к женщине, – баронесса Кээр.

– Тата, – представилась блондинка.

– Баронесса Кээр, – кивнула Лиза, – а вы, Игорь Иванович?

– Тоже барон, – улыбнулся он. – По жене.

– Мило, – прокомментировала Лиза эту несуразицу. – Стало быть, баронесса, вы предлагаете называть вас Татой?

– Так точно! – очень по-строевому ответила женщина и тоже улыбнулась. Хорошо улыбнулась и сразу словно бы преобразилась. И уже не боец, вроде бы и не опасна, как какая-нибудь вольно гуляющая пантера, а тихая милая девочка – натуральная блондинка. Лет восемнадцати-девятнадцати от роду, никак не больше.

«Любопытные гости!»

– Садитесь, пожалуйста, – указала Лиза на диванчик, стоящий по другую сторону журнального столика. – Я Елизавета Аркадиевна Браге-Рощина. Вы хотели меня видеть, и вот вы здесь. Итак?

– Маша просила меня передать вам это, – сказала женщина и протянула Лизе конверт.

Конверт как конверт. Ничем особым не примечательный. Без надписей и печатного орнамента. Просто плотная белая бумага, сложенная и склеенная в форме конверта. Лиза повертела конверт в руках, открыла и достала из него фотографию. Это была одна из тех, которые она отдала Марии, когда та навсегда уходила отсюда, из этого мира и из этого дома, только не из гостиной, а из Лизиного кабинета.

– Что ж, объяснитесь, – сказала, рассмотрев себя, какой она была сорок лет назад. – Как к вам попал этот снимок? Откуда вы знаете Марию и заодно, кто вы сами и откуда?

– Начнем с конца, – предложил мужчина. – Но хорошо бы без свидетелей.

– Сейчас моя помощница принесет вам кофе и коньяк, и можно будет закрыть двери.

Ей стало действительно любопытно, что это за люди, поскольку, побыв рядом с ними всего пару минут, Лиза уже знала, что на них особым образом реагирует ее афаэр. Тридцать семь лет был просто украшением, которое она носила на груди вместе с нательным крестом, и вдруг – нате вам – ожил. Сейчас, в присутствии этих людей. И хотя Лиза не знала – а гадать тут бессмысленно, – как им удалось пройти через