Подонки! Однозначно - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

этом сотрудников «Правды» Ленин держал в чёрном теле. Статейки для газеты строчил ежедневно, она заменяла ему страничку в соцсетях. Глядя на реакцию зятя, Седов готов был поспорить — тот наверняка предложит свою кандидатуру «Социалисту России».

Ленин пригласил присутствовать на заседании фракции, созванном из-за ситуации с балтийскими матросами, на том расстались, а лидер несуществующей пока партии перебирал в голове пункты плана. Своё печатное издание значилось в приоритете, наличие собственной газеты требовалось не в меньшей степени, чем сайт в прошлой жизни. Здесь пресса занимала место, которое потом отвоюет интернет.

Тираж «Правды» перевалил за сотню тысяч, и если бы она продавалась за разумные деньги, её стоило выкупить целиком вместе с персоналом и типографией. Даже с «несгибаемым» большевиком Бриллиантом (Сокольниковым), её главным редактором, с ним сложно было бы проводить гибкую политику «и нашим, и вашим», но в целом очень эффективным руководителем.

У самого Седова осталась очень существенная проблема: он не умел писать по правилам старорежимной орфографии. Читал свободно, а вот начертать фразу, не вызывая рогота окружающих — никак. Он понимал, отчего в слове «Пѣтроградъ» в конце ставится твёрдый знак, но зачем заменять букву «е» непонятной закорюкой в начале слова — это выше разумения. И только один человек в этом самом Пѣтроградѣ достоин доверия, чтоб надиктовывать ему тексты, пользоваться его помощью при редактировании статеек для «Социалиста России», отшлифовать Устав и Программу партии… Плевать, что этот человек — эсер. Точнее — эсерка.

Воспользовавшись телефоническим аппаратом в Таврическом дворце, Седов попросил барышню связать его с Путиловским заводом, поднявшему трубку именем Петросовета велел позвать товарища Покровскую. Самым официальным тоном, какой возможен с женщиной, с которой не реже двух раз в неделю делишь ложе, предложил работу в секретариате СПР с окладом вдвое больше заводского. Услышал:

— Вынуждена отказаться, товарищ председатель.

От неожиданности удалённый зуб разболелся вновь.

— Потому что всецело буду от вас зависеть. Я — женщина свободная… — пауза. — Но помогу чем сумею.

Вот и пойми их…

Любовники назначили встречу на 18 мая. Остаток дня Седов намеревался посвятить отбору людей, но там же в канцелярии, откуда звонил на завод, подслушал ещё один крайне интересный разговор… После чего объявил тройке матросов сопровождения:

— До четырёх часов пополудни, товарищи, нам надобно быть в Ораниенбауме. Провизией запасёмся на дорогу. Бензина достаточно?

— Достаточно! — ответил моряк за рулём. — Но… Это… Товарищ Седов! Агитировать солдат-гвардейцев? Сложные мужички. Тупые. Струганные как полено. Верно, братва?

— Верно, — поддакнули двое остальных. — Якорь им в дупло!

— Берите выше! — фыркнул Седов. — Я хочу сагитировать офицеров.

— Может, сразу царя-батюшку? — хохотнул шофёр. — Выпустим из тюрьмы, императрицу с детками оставим в заложниках. Нехай боится за них, кричит на каждом углу «Долой самодержавие!» и «Вся власть Советам!»

— Нет никакого царя-императора в России! — вдруг разозлился Седов. — В чекистской тюрьме Временного правительства сидит ординарный гражданин Российской Республики Николай Романов. Ему держать ответ за Кровавое воскресенье и другие преступления перед народом, однозначно. Всё, кончай говорильню. За бензином — и в Ораниенбаум.

По пути обогнали и обдали пылью открытый серебристый лимузин, в котором катили кадеты. Седов разглядел холёную рожу Милюкова, водрузившего на голову серый котелок. Рядом на заднем сиденье маячил Нольде, худой как щепка и вечно недовольный. Как раз закончился съезд партии конституционных демократов. Как удалось выяснить из подслушанного в Таврическом разговора, кадеты ехали в офицерское собрание представителей резервных гвардейских батальонов, развёрнутых в гвардейские полки — апеллировать к единомышленникам в частях, пусть утративших наименование императорских, но с сильными монархическими настроениями в командной среде. Помимо всего прочего, кадеты намеревались просить армейской поддержки для подавления кронштадтского мятежа балтийских матросов, вышедших из-под контроля и Петросовета, и большевиков. О, они ещё не знали, что такое настоящий мятеж балтийцев!

Седов, презирающий пыль, грязь и прочую антисанитарию, заставлял всегда поднимать верх авто. Оттого вряд ли был узнан, больше привлекла внимание машина, скандально отобранная у Церетели. И вообще на трибуну Петросовета не лез, зачастую манкируя и пропуская заседания, вербовка сторонников на митингах представлялась ему стократ важнее. Кроме несколько претенциозного представления, когда было заявлено, что бывший председатель Совета готов вернуться к исполнению обязанностей, не выделялся. Скорее всего, встреться они на улице, Милюков и Нольде разминулись бы с ним, не здороваясь.

Сейчас Седов натурально намеревался сунуть голову в пасть голодному льву… Подумать только, левый социалист без приглашения вторгся в гнездо махрового монархизма! Но опыт общения с казаками, а некоторые из них вполне согласились с доводами, остальные, спасибо и на этом, не пытались порубить говоруна шашками, придавал осторожный оптимизм. Оружие — только во рту, ещё слегка кровившем после утренней экзекуции, можно рассчитывать лишь на острый язык, три матроса — ничто против нескольких батальонов инфантерии.

Остановились в двух десятках метров от будки караульного, чтоб явно морская принадлежность водителя не бросалась в глаза. Седов выбрался, одёрнул френч. Он слишком приталенный, изъятый у охранника в Ревеле «браунинг» за поясом слегка выпирает, но что делать. Решительно направился к входу, предъявил часовым мандат депутата Петросовета, не уточняя, от какой фракции, и был пропущен внутрь в обширное помещение, по советским меркам — скорее актовый зал, нежели ленкомната. К приезду кадетов сел среди военных, выделяясь отсутствием формы, но не особо. В зале набралось человек шестьдесят, кроме офицеров присутствовали немолодые фельдфебели, тоже, надо понимать, приверженцы консервативных взглядов.

Слушая Милюкова, Седов ощутил, как из глубин поднимается злой весёлый азарт. Действие коки давно закончилось, к счастью — без заметных последствий, и десна не беспокоила, но всё равно чувствовался вкус крови, охотничий и скорее воображаемый, как у стрелка с ружьём при виде дичи.

Лидер кадетов говорил плохо. Нет, конечно, грамотно и культурно, человек неглупый и образованный, но не уловил волну. Рассказал, что на съезде партии постановлено вести страну к демократической республике, не пытаясь восстановить монархию Романовых, извольте всемерно поддержать Временное правительство и не дать разрушить хрупкий порядок анархической матросской гнили. Всё правильно, но не вдохновляюще. Эмоций мало. Ну, держись, дражайший Павел Николаевич!

Он едва закончил, не удостоившись аплодисментов, как Седов вскочил и бегом кинулся к президиуму собрания, где находились оба кадета и командиры полков.

— Предатель России! Подонок! Однозначно! Почём продал Россию кайзеру?

По залу прошелестело оживление. Милюков уронил стёклышки. Пожилой полковник спросил:

— С кем имею честь?

— Депутат Петросовета Седов Леонид Дмитриевич, беспартийный, и сейчас выведу этих двух обманщиков на чистую