Не в этот раз - Максим Владимов

— Девочки, — перевожу глаза с одного юного личика на другое — я прилично выше, замечательно. — Не будем ссориться! Давайте сегодня я вам помогу, раз уж так получилось, но заранее предупреждаю — это в последний раз. Больше я дежурить не буду. Договорились?

Заторможенно кивнули обе. Чего это с ними? Неужели я неосознанно использовал Голос? Так, может, мне тогда решить проблему кардинально? Впрочем, не будем торопить события. Не сегодня.

— Тогда я за водой, а вы начинайте! — и, развернув обеих по направлению к кабинету, я с огромным трудом удержал руки, чтоб не придать девчонкам ускорение при помощи шлепка ниже спины. Что-то я заигрался в мудрого взрослого Каа.

* * *

На следующее утро на занятия меня подвез папа на своей УАЗке — обычно он уезжает раньше, а тут ему зачем-то понадобилось попасть в городской технарь, который от школы совсем недалеко. Пришлось появиться куда раньше, чем планировал. И, конечно, меня тут же выловила классная:

— О, Литвинов, отлично. На ловца и зверь, так сказать… Ну-ка, давай отойдём…

Отошли мы недалеко — в кабинет завуча на первом этаже. Та почему-то отсутствовала, но дверь, против обычного, не была заперта, интересненько. Нашу школу ожидают кадровые перемены? Вот чего не помню, того не помню.

— Поясни-ка мне, голубь ты мой сизокрылый, что ты там девочкам про дежурство вчера говорил? — вроде и ласково спрашивает, но чувствуется в глубине металл. Чтоб не сказать «наезд».

А у меня как раз вечером было время внимательно ситуацию разобрать. Школа у нас базируется в здании бывшей церкви. Соответственно, площади довольно мало, а вот потолки — голова кружится. И лестницы, кстати, тоже очень-очень длинные. Вооружившись будущим опытом, уверенно делаю вывод — СНИПу решительно не соответствуют. Ступенек в марше очень много, они крутые и чуть покатые. Вообще, обе лестницы очень травмоопасны: они металлические, качаются, прогибаются, на ступенях никакого тебе рифления, просто гладкий стальной лист. Крашеный. От чумовой нагрузки краска каждый год к весне вытирается, и лестница становится дико скользкой, из-за этого я и навернулся с неё «в тот раз».

Основная масса доступных помещений располагается на первом этаже, но есть две антресоли, обе на 3 кабинета, к каждой идёт по лестнице. Плюс, есть небольшая пристройка ещё на 4 класса и мастерские трудов. В школе есть техничка! И она замечательно справляется со своей работой. Почему она не моет наш холл и класс? Загадка.

Больше того: на нашей антресоли, вообще-то, 3 кабинета. К каждому из них приписано по классу. Почему тогда дежурим только мы? Почему на второй антресоли и вовсе никто головы себе не морочит? Вообще, суммировав все свои воспоминания из этой и прошлой жизней, я достаточно уверенно констатировал: дежурных классов в школе всего три. Один наш, и ещё два по очереди убираются в пристройке. Интересно, за что такая честь? И нельзя ли её кому-нибудь подарить?

Именно это я, в компактном виде, классной и озвучил, не без удовольствия наблюдая, как цвет её лица меняется с привычно смуглого на бордовый. Договорить мне не дали. Следующие минут десять меня изобличали во всех мыслимых грехах и пороках человеческих, только вот нонеча вам не давеча, меня-старшего таким не пронять. Больше того, меня внезапно посетила светлая мысль:

— И чем больше я вас слушаю, Лидия Антоновна, тем более выпуклым мне кажется вопрос: а не найдётся ли какой-нибудь строчки в штатном расписании на уборку наших помещений? На четверть ставочки? — и по внезапно вздрогнувшей и замолчавшей классной понял: попал! Ну-у-у, так даже не интересно…

Секунду понаблюдав за стремительно наливающейся кумачом и багрянцем женщиной, я понял, что так может дойти и до нехорошего, резко сорвался к подоконнику, налил воды из графина, подал. Фух, вроде пронесло. Но вопрос никуда не делся… надо решать, прямо сейчас!

Не хотел я вот так, с корабля на бал, конечно, но другого выхода у меня, похоже, и нет: Литвинов не дежурит по уважительной причине. Никакого разговора с ним не было.

Замерла. Сидит, смотрит в одну точку, стакан в руке на весу. Дрожит. Вот опять я лезу в воду, не зная броду! Но что делать, не мы такие, жизнь такая — я тихонько выскользнул из кабинета и под трель звонка помчался на труды. Благо, это тут рядом!

* * *

Наш трудовик — личность колоритная. Сухонький старичок, в синем халате и беретке, которые он, кажется, не снимает никогда. Очки в роговой оправе, чуть заметно трясущиеся руки с узловатыми пальцами, причём, последних — явный некомплект, на обеих кистях. Ему это, однако, нисколько не мешает виртуозно владеть очень приличным — для школьной мастерской — набором ручного инструмента.

Меня он всегда почему-то выделял, что странно: в те годы я не особенно по этим делам фанател. Нет, мне нравилось работать руками, но как-то больше теоретически. Я полюблю делать мебель, но сильно потом, через очень много лет, и это даже станет моим хобби, пока будет позволять здоровье. Но сейчас — ничего подобного, и не знаю даже, чего он во мне разглядел. Но разглядел, поэтому у меня была привилегия брать инструмент без явной на то санкции, чего в нашем классе не позволялось больше никому.

Я подошёл к стенду с разнокалиберными стамесками, не глядя, взял первую попавшуюся. Хм, гейсмусная. Ничего себе — даже у меня в «мастерской будущего» такой не было! Зачем она здесь, интересно? Положил на место, взял обычную, прямую. Я, конечно, больше к электроинструменту привык — там, в будущей России темп жизни не позволяет неспешно со стамесочками эстетствовать, только если совсем на пенсии уже. Но даже мои испорченные прогрессом руки так и тянутся пустить эту штуку в дело, настолько ладно она ложится в ладонь! И металл — настоящий советский металл! Такой стамеской работать — и молоток не нужен, отлично будет резать и так. Ну-ка… реально режет — углы шипа какой-то табуреточной заготовки скруглились в момент.

— Гриша, что ты там ковыряешь? — Палыч подкрался незаметно. — Брось. Это до вас шестой-а царги изображал, все на дрова — ни одной в размер.

— Да я просто стамеску попробовать хотел. Палыч, а что мы делать будем сегодня?

— Да те же царги — вдруг у вас лучше получится, — хохотнул трудовик. — Но ты, если хочешь, можешь делать что-то другое.

А у меня была идея, была! В «той» жизни я её тоже реализовал, но