Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

напитки. Что ещё нужно детям, не видевшем ничего лучше шоколадки «Алёнка» и печенья «Курабье».

С моей сопки как раз был виден рейд, на котором стоял танкер. И на следующие сутки он с рейда пропал. Значит встал под выгрузку понял я и рванул обратно на судно. Беспокойство за моих красавиц и красавце гложило меня. И оказалось, что гложило оно меня не напрасно.

Поднявшись на борт, я увидел братков, бродивших по палубе между машин, как у себя дома. Кто-то что-то орал с рубки. У меня по спине потекли струйки холодного пота. Пройдя мимо ребят, одетых в кожаные куртки, я рассмотрел внимательно их хамоватые и презрительные лица.

— Чо пялишься? — спросил один в беличьей шапке.

— Пялят Дуньку Кулакову.

— Правильный, что ли? — удивился браток. — В понятиях?

Я цыкнул зубом.

— Захар! — крикнул он, отправляя звук на верхнюю палубу собранными у рта руками. — Тут один дурочку гонет.

— Прихватите его. Побазланим, кто такой. — крикнули с рубки.

Я был в ахуе! Где экипаж? Где все двадцать пять человек?

— Кран где? — крикнули сверху.

— Сёма с Валиком крановщика ищут.

Меня ещё больше прошиб пот, который потёк мне в трусы Ниагарским водопадом.

— Ах вы суки! — подумал я.

— Эй, чо, стой! — окликнул меня «чокальщик»

— Сам стой, — сказал я и смахнул его руку со своего плеча.

Заколотило основательно.

— Вот она минута славы или позора, — мелькнула мысль.

— Чо, стой, говорят, — крикнул парень и получил ногой в печень. А я метнулся ко второму, уворачиваясь от удара справа. Было тесно. На палубе стояли машины, а мы находились возле рубки, до двери которой я не дошёл два шага.

— Сука! — вскрикнул второй, получивший круговой удар ногой справа в колено.

— Падла! — охнул и сел третий, получив серию лёгких отвлекающих ударов кулаками в голову и последний удар тоже в печень, но апперкот.

Пробив первому «обухом» кулака по седьмому позвонку и проконтролировав, чтобы он не упал головой в какую-нибудь железную «хреновину», торчащую из рабочей палубы танкера, я снова атаковал второго по второму колену.

— Сука! — снова вскрикнул тот.

— Странный у него словарный запас, — подумал я, тоже придерживая его.

Третьего, лежащего на палубе скрючившись я пожалел.

— Эй! Что там за хрень⁈ — крикнули сверху. — Ты что творишь, говнюк. Стой на месте, я иду к тебе.

Из двери рубки выглянул донкерман.

— Доня, что тут у вас твориться? — воскликнул я отдышиваясь.

— Да, пи*дец, Миха. О, а ты что, уложил этих?

— Как видишь! Надо чем-то связать.

— Там наверху самый здоровый. Они твой Лексус себе присмотрели. Снять ещё в море хотели. Плавкран подогнали… Да мы сами снялись с якоря.

— Пи*дец! — сказал я. — Вот и оставляй имущество без присмотра. Верёвку давай!

— Не связывался бы ты с ними, Миха. У одного их них ствол. Он там на рубке с самым большим. Там громила такой!

— Тебе все кто выше метр шестидесяти — громилы, — пошутил я и показал на трёх спящих «богатырей». — Назад дороги нет. Выручай. Сейчас те спустятся.

— О! На корме линь, к которому мы робу привязываем для стирки!

— Точно! Неси!

Но Доня не успел. Вернее, сбежать он успел, а верёвку принести — нет.

По правому борту уже стучали дробью по стальным трапам две пары ног. А я успел подумать, что если бы «Лексус» стоял на рабочей палубе, то его бы уже сгрузили штатным грузовым краном, как и грузили те машины.

Большой выскочил на переходной мостик и посмотрел на меня сверху, оценивая ситуацию. Он был мордат. Его злые свинячьи глазки дико сверкали. Или мне так показалось?

— Ну, сука, сейчас ты за всё ответишь! — сказал он и стал осторожно спускаться по трапу на рабочую палубу. Павшие «храбро» уже шевелились. Хотя тот, которому я поломал оба колена, и не терялся. Он лежал на левом боку, прихватив ноги и постанывал. А вот двое очухивались и если были боксёрами, могли и совсем очухаться. Поэтому я добавил каждому под дыхало с носка и снова обернулся к спускающемуся.

— Бля, Вовка! — вдруг узнал я Захара. — Захаров⁈

Он уже спустился на палубу и удивлённо остановился. Его правая рука познялась, чтобы залезть под соболью шапку.

— Ты кто? Я тебя знаю?

Я расставил руки для объятия, шагнул вперёд, оттолкнулся левой ногой и влупил ему подошвой тоби йоко гери. Удар в прыжке в сторону. Развернув в полёте тело и вставив в Захара ногу. Такой удар на расслабоне не мог бы вынести и Брюс ли. Да и не вынес, говорят. Пресс ведь тоже иногда расслабляется. Вот на расслабоне я Захара и поймал. Захарова Владимира Павловича ха-ха. Знал я его, да, только лет через семь, когда он уже банкиром был. Вот ведь жизнь настаёт, — успел подумать я как услышал:

— Бах! Бах! Бах-бах!

Пули засвистели рикошетируя от палубы, выбивая искры.

— Мля-я-я! — подумал я и подхватил оседающего и закатившего глаза Захара, стараясь прикрыться его телом.

— Бах-бах!

— Шесть минус, — мелькнула мысль. — Качаем маятник, млять!

Я выглянул из-за правого плеча тела.

— Бах, — просвистела пуля.

— Тяжёлый, падла, — сказал я и бросив его, метнулся под переходной мостик.

— Бах!

— Всё, сука!

Я выдернул себя как гимнаст на параллельных брусьях и взлетел через два пролёта трапа, сбив тщедушного «говнюка», пытающегося перезарядить обойму.

— Отда-а-а-й! — сказал я, вырывая у него пистолет, схватив его прямо за ствол и всаживая «говнюку» носком ботинка в пах.

— Доня, мать твою, вяжи их, млять! — заорал я.

Донкерман быстро спустился на рабочую палубу и стал скручивать валяющиеся тела. Я взял упирающегося «стрелка» за шиворот куртки и поволок его вниз. Тот верещал как неудачно заколотый свин.

Глава 5

— Сколько у вас было валюты? — спросил опер.

— Три тысячи долларов.

— Ваша?

— Родственника. Дяди. Он взял у друзей и передал мне, чтобы я привёз им машины.

— Привезли. Э-э-э… Привёз, да.

— Сколько?

— Три «Глории».

— А себе?

— Себе «Лексус», но мне его подарили.

— Как это, «подарили»? — опер