Физрук: на своей волне 2 - Валерий Александрович Гуров

Борзый ухмыльнулся, на лице появилась смесь презрения и азарта.

— Слышали, пацаны? Шкет хочет мне задницу надрать. Давай, мелкий урод, я тебе дам скидку: буду биться одной рукой.

Саша встал в какую-то корявую стойку. Сразу стало понятно, что он не умеет драться.

— Мне одолжение делать не надо, — отрезал пацан.

Борзый пожал плечами, ловко снял олимпийку и бросил её одному из своих прихвостней. Кто-то из их компании полез за телефоном, чтобы снять происходящее. Борзый махнул рукой.

— Убери нахрен телефон, а то потом мне прилетит за убийство этого мелкого урода.

Вот же нехороший человек… легко быть храбрым, когда спина прикрыта. У Борзого тут и физическое преимущество, и численное. Ну а поговорка о том, что маленький хороший боец всегда проиграет большому хорошему бойцу, тоже придумана не просто так. Вот только Саша ещё и драться не умел!

Борзый не стал тянуть — полшага вперёд, улыбка превращается в злобный оскал. Потом резкий выпад…

Удар!

Вместо удара Саша получил затрещину. Пацан попятился… а Борзый, на час играя с ним как кошка с мышкой, вытянул руку и поманил Сашу. Тот рванулся в атаку, включив режим мельницы, в глазах заискрилась пламя.

Борзый сместился вправо и снова дал Саше затрещину. Пацан пошатнулся и бросился снова. На этот раз бросился обидчику в ноги, изо всех сил стараясь усадить оппонента на задницу. Борзый, продолжая унижать пацана, демонстративно расставил руки, показывая, что Саня ничего не сможет ему сделать. Гвардейцы заржали, возбуждение росло.

А потом Борзый оттолкнул пацана и врезал ему вдогонку правым прямым. Саша упал и, оставшись сидеть на пятой точке, стиснул зубы. Его губа лопнула, и по подбородку потёк красный след.

Саня попытался подняться, медленно, коряво. И в эту неуклюжую попытку буквально впитались все его гордость, упрямство и боль.

— Давай, пацан, — процедил я. — Вставай…

Борзый расхохотался, он был уверен, что победил. Но Саня встал и снова бросился на обидчика. Борзый снова начал играть, попытался схватить Сашу за затылок и нагнуть, попросту говоря, поставить раком.

Вот только он заигрался и кое-что не рассчитал. Саня, пытаясь высвободиться, выпрямился и влепил Борзому голову прямо по подбородку.

Борзый явно не ожидал и пропустил в чистую. Его лицо на долю секунды потеряло уверенность, взгляд помутнел, челюсть клацнула. Он попятился, ноги стали деревянными.

Если бы у Саши был опыт, прямо сейчас он мог бы довести дело до конца. Но опыта у пацана, увы, не было. Парень замахнулся, попытался добить — не вышло. И вместо финального удара наступил кошмар. Борзый, прихрамывая, обрушился на Саню с новой яростью.

Когда стало понятно, что всё серьёзно, дружки Алладина ринулись в атаку. Всё превратилось в галимый беспредел. Удары полетели со всех сторон. Всех их Саня не видел и пропустил сначала один, потом второй. Он пытался перекрыть, но это не помогало.

Один из уродов схватил бутылку, из которой до этого цедили какую-то зелёную дрянь, и решил ударить пацана по голове. Я понял, что теперь они будут «убивать». Этим уродом ничего не стоило превратить пацана в инвалида.

Я было хотел выскочить из машины и понял, что не успею — урод уже замахнулся. Тогда я выхватил травмат, прицелился по бутылке…

БАХ!

Прозвучал выстрел, затем раздался звон стекла. Бутылка в руке этого урода разлетелась осколками. Зелёная жидкость брызгала в сторону, бутылку этот урод не удержал, и она упала на землю.

На две секунды всё застыло.

Уроды, прессующие Саню толпой, замерли и мигом перевели взгляд. А увидели они мчащийся на всех порах чёрный чероки. Огромные грязевые колёса разбрасывали гравий. Я резко затормозил, джип встал колом между уродами и Саней.

Я выскочил из джипа и, не раздумывая, начал палить из травмата по гравию прямо у их ног. Стрелял так, чтобы куски земли взрывались фонтанчиками у них под ногами. В прежней жизни я бы плюнул на сантиметры и пострелял бы козлам в колени. Сейчас приходилось сдерживаться.

Козлы на месте отплясывали чечётку. А потом личная гвардия Борзого бросилась в стороны, как стая перепуганных дворняг.

Сам виновник попытался смыться тоже. Но я схватил его за шкирку и дернул назад так, что воротник майки захрустел, а голова Борзого дернулась, будто у куклы-болванчика.

— Куда собрался? — процедил я, поворачивая его лицом к себе.

— Ты попутал? — прорычал он, пытаясь звучать угрожающе, но это больше походило на забавный писк.

Примерно так пищал мой Рекс, когда видел Губителя.

— Нет, Алладин, попутал здесь ты, причём конкретно так попутал… на землю, сука, сядь, пока я тебя туда не воткнул головой!

Спесь, которую Борзый пытался сохранить, быстро улетучилась. Он часто заморгал, губы дрожали. Борзый, мучительно сопя, смотрел на меня, а затем, поняв, что я не шучу, сел на землю.

Я посмотрел на Сашу — он сделал усилие, медленно встал. Пацану досталось крепко, он пропустил немало ударов и теперь с трудом стоял на ногах, пошатываясь. Но «убить» я его не дал, вовремя вмешавшись в драку.

Саша, будто на автопилоте, пошёл в сторону Борзого, стискивая кулаки, глаза злились. Но я положил руку ему на плечо, тормозя.

— Не, Сань, погоди. Мы с ним по-другому поговорим.

Борзый попытался воспользоваться моментом и по-тихому свинтить, пока я отвлёкся.

Бах!

Выстрел взорвал гравий в десятке сантиметров от его ноги.

— Алладин, не испытывай моё терпение. Я могу и выше прицел взять. Последнее предупреждение, — отрезал я.

— П-понял… — прошептал он.

Встал как вкопанный, а я повернулся к Сане.

— Живой? Ничего не поломали?

Он кашлянул, сжал кулаки и выдавил:

— Нет, кажется. Живой, Владимир Петрович. Больно, но живой.

Я подошёл к Борзому; тот стоял, прижимая локоть к боку, дышал рвано. На лице его всё ещё застыла наглость, но уже разбавленная страхом.

— Ты зачем пацана прессуешь? — сухо спросил я. — В себя поверил? На каждого быка найдётся два антибыка, слышал?

Борзый молчал, но подбородок вскинул — видно, что решил доиграть в «реального пацана».

— Извиниться за гнилой базар не хочешь?

Борзый сглотнул. Я уже думал, что он согласится и этим жестом, пусть и не слишком дружелюбным, мы хотя бы откроем разговор на волне позитива. Но нет: извиняться это чучело похоже не собиралось. Он расправил плечи и медленно покачал головой.

— Да пошёл ты на хрен, Вова, — процедил он. — Че Мымре пожалуешься?

Что же, пацан, видимо, до сих пор не понял, что перед ним уже был не историк — батон. Теперь перед ним был Вова физрук.

Я покосился на Сашу.

— Сань, — сказал