Воронцов. Перезагрузка. Книга 5 - Ник Тарасов

в друга испепеляющие взгляды, а зал наблюдал за этим поединком с нескрываемым интересом.

— Сорок восемь!

— Пятьдесят!

— Пятьдесят два!

Жена мельника, уже открывшая рот для новой ставки, вдруг почувствовала на своем локте твердую руку мужа. Тот едва заметно покачал головой. Дама поджала губы, но смирилась.

— Пятьдесят два рубля — раз! Пятьдесят два рубля — два! Пятьдесят два рубля — три! — распорядитель ударил в гонг. — Продано супруге его превосходительства!

Последний, пятый комплект, достался московскому гостю — представительному мужчине в дорогом платье иноземного покроя. Он не торговался, просто назвал сумму — пятьдесят рублей — и никто не рискнул соперничать с ним.

Аукцион завершился под восторженные аплодисменты публики. Это было не просто торговое мероприятие, а настоящее представление, о котором, я не сомневался, будут говорить в городе еще долго.

По итогу каждый набор из четырех чашек ушел по пятьдесят рублей. Сумма выходила солидной, с учетом того, что средняя пенсия десятника в год была около двухсот рублей, а тут за два дня работы получилась такая сумма, превышающая ее. Двести пятьдесят рублей за все комплекты — на эти деньги можно было купить небольшой дом в городе или несколько породистых лошадей.

Когда зал опустел, ко мне подошел распорядитель, протягивая мешочек с деньгами.

— Извольте получить, господин Егор Андреевич, — сказал он с поклоном. — За вычетом нашей комиссии, как договаривались.

Я взял мешочек, проверил содержимое. Все было правильно.

— Благодарю за организацию, — ответил я. — Прекрасно проведено.

Распорядитель расплылся в довольной улыбке.

— Такого аукциона у нас давно не было, — признался он. — Народ доволен, говорят, не просто торги, а целое представление. Будут еще интересные товары — милости просим!

Я заверил его, что обязательно воспользуюсь его услугами в будущем, и мы распрощались.

Выйдя на улицу, я глубоко вдохнул свежий вечерний воздух. На душе было легко. План удался даже лучше, чем я ожидал.

Где-то вдалеке часы на ратуше пробили десять. Город постепенно засыпал, лишь в тавернах еще горел свет и слышались голоса. Я направился к постоялому двору, размышляя о сегодняшнем дне и строя планы на завтрашний.

Успех аукциона показал, что я на верном пути. Понимание психологии людей, знание маркетинговых ходов из моего времени давали мне преимущество здесь, в девятнадцатом веке. И я собирался использовать это преимущество с максимальной выгодой — не только для себя, но и для всех жителей Уваровки, ставших мне почти семьей.

А настоящая семья… Настоящая семья ждала меня там, в деревне. Машка с нашим будущим ребенком. И я сделаю всё, чтобы обеспечить им лучшую жизнь, какую только можно в этом времени.

С этими мыслями я вошел в здание постоялого двора, кивнул сонному смотрителю и поднялся в свою комнату.

На следующее утро, позавтракав в таверне, мы попросили собрать с собой еды на обед и отправились в дорогу назад. Солнце только-только начинало пригревать, обещая погожий день. Лошади, отдохнувшие за ночь, бодро шли по дороге, изредка всхрапывая и мотая головами.

Я ехал впереди, наслаждаясь свежим воздухом и тишиной. За мной следовал Захар, а чуть поодаль — Фома с Григорием. Мы особо не разговаривали, каждый думал о своём. Я размышлял о делах в Уваровке, о том, как продвигается строительство, о Машке и нашем будущем ребёнке. Мысли текли неспешно, как облака по небу.

Дорога петляла между холмами, то спускаясь в низины, где стелился утренний туман, то поднимаясь на взгорки, с которых открывались живописные виды на окрестности. Леса уже начинали менять свой цвет — кое-где проглядывала осенняя желтизна, напоминая о скором приходе холодов.

Где-то через часа полтора-два пути, когда мы остановились размяться, я вдруг услышал далёкий крик, который не столько привлёк внимание, а больше то, что вряд ли такое вообще можно было тут услышать.

— Help, please, help me!

У меня аж глаза на лоб полезли от услышанного. Английская речь здесь, в глуши русских лесов девятнадцатого века? Я замер, прислушиваясь, не померещилось ли мне. Но крик повторился, теперь ещё отчаяннее.

— Погнали туда, — сказал я Захару, и мы, запрыгнув в сёдла, тут же сорвались в галоп.

Фома с Григорием последовали нашему примеру и уже тоже скакали за нами, не задавая лишних вопросов. Лошади неслись во весь опор, копыта гулко стучали по земле, поднимая клубы пыли. Ветер свистел в ушах, ветки хлестали по лицу, но мы не сбавляли темпа.

Буквально через метров триста я стал свидетелем очень интересной картины. Через толстую ветку была переброшена верёвка, на конце которой за ноги был привязан мужик, который голосил на английском языке о помощи. Вокруг него же собрались человек семь явно бандитской наружности и глумились над бедолагой, явно наслаждаясь процессом. Один из них тыкал несчастного палкой, другой угрожающе размахивал ножом, третий просто стоял и хохотал, запрокинув голову.

Я моментально оценил ситуацию. Разбойники были настолько увлечены своим занятием, что пропустили наше приближение. Это давало нам преимущество внезапности.

— Захар, слева заходи! — крикнул я, направляя своего коня прямо в гущу событий.

Влетев в толпу, мы сбили лошадьми пару человек, которые с воплями покатились по земле. Далее я спрыгнул с коня и вихрем накинулся на лихих людей.

Одного я сбил с ног подсечкой, второму заломил руку за спину, когда тот попытался ударить меня ножом. Развернувшись, я отправил в нокаут третьего мощным ударом в челюсть.

Захар же орудовал саблей с седла. Не убивая, но нанося болезненные удары плашмя — по спинам, по плечам. Разбойники не ожидали такого отпора и в панике разбегались кто куда.

Раскидали всех буквально в считанные секунды — Фома с Гришей даже не успели подъехать, а всё уже было закончено. Разбойники, те, что могли двигаться, скрылись в лесу, бросив своих раненых товарищей.

— Please, help me, — повторил висящий вниз головой мужик, его лицо от долгого пребывания в таком положении стало багрово-красным.

— Придержи, — сказал я Захару, сам же перерубил верёвку своим ножом.

Захар поймал мужика и аккуратно усадил под деревом. Незнакомец тяжело дышал, растирая затёкшие ноги и щиколотки, на которых остались глубокие следы от верёвки.

— Говоришь по-русски? — спросил я его.

Тот отрицательно покачал головой.

— Sorry, just English, — произнёс он, глядя на меня с надеждой и недоверием одновременно.

— Where are you from? — спросил я, с трудом вспоминая школьный английский.

Тот удивлённо посмотрел на меня и защебетал на английском так быстро, что