Троя. Последний рассвет - Дмитрий Чайка

Каменный прямоугольник с внутренним двором, крытый тростником — это и есть загородная усадьба брата самого царя. А чего вы хотели? Тут же не Вавилон и не Пер-Рамзес. Это заштатная дыра на окраине страны Вилуса, которая платит дань царям царей хеттов. Вокруг города разбросано множество мелких деревушек, которые выставляют две сотни ополчения, из них на колесницах — два десятка. Мы с отцом, как знатные воины, тоже на колесницах можем в бой идти. У отца бронзовый доспех есть, собранный из небольших пластин. Есть и щит в виде восьмерки, который очень удобен в тесном строю, но на колеснице не нужен вовсе. Не случайно лет сто, как вошли в моду круглые щиты из бронзы или из нескольких слоев бычьих шкур.

— Ужинать, молодой господин, — пригласила меня Скамия, и я молча кивнул.

И впрямь я становлюсь не по возрасту задумчив, на меня уже косятся недоуменно. Эней был непоседлив, порывист и смешлив, да только он постепенно уступает место совсем другому человеку, куда более зрелому. Что у нас на ужин? Да неужели! Лепешки, сыр, зелень и слабенькое вино. Вот это разнообразие. Сейчас поедим и спать завалимся. Бог Тиваз опускается за горизонт, а значит, жизнь замирает до самого рассвета.

Первый луч солнца, что коснулся моей щеки, заставил открыть глаза. Вот зараза! А ведь мое ложе специально стоит так, чтобы свет, попадающий в дом из крошечного окошка под самым потолком, мог меня пробудить. Сейчас очень рано, а ведь я отлично выспался. Здорово-то как!

Я вскочил и оглянулся, осмотрев знакомую до мелочей комнату свежим взором. Помещение квадратов на десять, деревянное ложе в углу, покрытое тощим тюфяком, набитым льняным очесом, сундук, в котором лежат мои невеликие пожитки, и оружие, висящее на стене. Лук со снятой тетивой, копье, круглый бронзовый щит и бронзовый же шлем, представляющий собой шапку, из макушки которой торчит острие, украшенное пучком перьев. А я совсем небедный парень, оказывается. А поскольку в положенный возраст я уже вошел (шестнадцать весен исполнилось! прощай, детство!), то в случае нападения обязан выйти вместе с другими мужами и встать в строй или вывести колесницу. Она у меня, кстати, тоже есть. И управляю я ей всем на зависть, если вдруг возницу убьют. Я же аристократ, меня к войне сколько себя помню готовили. Она же, война проклятая, везде. Мир горит со всех сторон. Не понять уже, где честный торговец, а где морской разбойник, так плотно эти занятия переплелись между собой. Даже купцы не брезгуют тем, что плохо лежит или тем, кто в неудачном месте и в неудачное время полощет белье. Ограбят, украдут и имени не спросят, ведь власть великого царя слабеет на глазах. Кстати, а почему? Я никогда этими материями не интересовался, а зря. Вот и Приам сказал, что помощи из Хаттусы нам не дождаться. Все всё поняли, кроме меня.

А что у меня с доспехом? А с доспехом у меня абсолютный ноль. Зеро. Дырка от бублика и рукава от жилетки. У отца есть бронзовый панцирь из небольших пластин, нашитых на кожаную подкладку, но у меня ничего подобного нет. Да и два таких доспеха в одной семье — это немыслимая роскошь из разряда ненаучной фантастики. Дарить его на совершеннолетие не принято даже в семьях местных олигархов. Нам он еще от деда перешел, который купил его в самой Хаттусе, а моим он станет после смерти отца. Вот такая циничная философия.

А что тут у нас с линотораксами? — задумался я, но в пустоватой памяти своего предшественника не нашел ничего подходящего. Если их и знали где-то, то точно не здесь. Кожаную безрукавку могли запахнуть набок, сделав двойную защиту груди — вот и все, что доступно обычному воину. Заточенный деревянный кол такая защита кое-как удержит, а вот бронзовое копье — нет. Кстати, а что тут с железом? Слово знакомое, но в сознании донора зияет многообещающая пустота. Он его даже не видел никогда, простой ведь деревенский паренек. Железо выплавляют где-то далеко на востоке, оно очень дорогое, а оружие из него намного хуже, чем из бронзы. Дрянь металл, мягкий и разрушается быстро. Сделать из него меч нечего и думать.

— Мне почему-то очень хочется жить, — сказал я сам себе. — И желательно без лишних увечий. А это значит, что надо заняться кройкой и шитьем. Льняная ткань у нас точно есть, клей из рыбьих пузырей здесь сварит даже ребенок, а застежки — дело техники. Здешние дерьмовые луки, представляющие из себя простую согнутую палку, для семи-восьми слоев ткани полотняного доспеха не представляют ни малейшей угрозы. Не у всех же такая роскошь, как у меня, собранная где-то на востоке из нескольких кусков дерева и роговых накладок. Займемся!

Следующие две недели пролетели как один миг. Я не работал в поле, для этого у нас есть десять семей рабов, которых мы считаем скорее арендаторами, чем говорящими орудиями. Зато с конями я проводил чуть ли не весь день, следя, чтобы ни одна сволочь их не угнала. Да и волки тут, бывает, шалят. Львов в наших краях давно выбили, но и без того жизнь пастуха — совсем не мед. Лук и копье под рукой всегда. Трое нас. Я, старый раб Муга из пленных фракийцев и единокровный брат Элим, что был младше на три года. Доспехом своим я занимался днем, когда нормальные люди ложатся подремать. Впрочем, я тут уже за нормального не схожу. Знаю, что начинают коситься и обсуждать за спиной. Едва выпросил у отца полотно, ему моя затея баловством кажется.

В нашем городе традиций производства одежды практически нет. Собственно, большую часть времени на мне только набедренная повязка. Когда немного холодает — надеваю хитон, когда холодает еще — плащ. Это у нас так называют прямоугольный кусок плотной ткани, который застегивается на плече бронзовой фибулой. Штанов тут не носят, лишь обматывают ноги полосами ткани, а вместо одного короткого хитона люди побогаче могут надеть два, и длинные, почти до земли. Впрочем, тут и зимой не так чтобы запредельно зябко. Ни льда, ни снега я никогда не видел, хотя ветер с моря дует пронизывающий.

За размышлениями я даже не заметил, как упала на землю непроницаемая чернильная темнота, и меня привычно потянуло в сон. Как же не хватает телевизора! Тут ведь тоска! Скука смертная!

* * *

Что это за шум? — вздрогнул я просыпаясь. — Ночь ведь!

— Царь собирает воинов! — заорал кто-то во