Солдат и пес. Книга 1 (СИ) - Валерий Александрович Гуров

возникла рослая солдатская фигура в ватнике. Автомат в руках. Хищно блеснуло лезвие штык-ножа.

— Стой! Кто идет?

— Разводящий и группа усиления! — крикнул Грищук.

— Пароль!

— Камчатка! Отзыв?

— Чукотка! Разводящий ко мне, остальные на месте!

Ритуал был соблюден полностью. В качестве паролей и отзывов незамысловато использовались географические названия, как правило, близкие в сознании советского человека. Могло быть что-то вроде «Ашхабад — Ташкент» или «Минск — Брест». Или «Кама — Волга».

Грищук, привычным движением поправив автомат зашагал, захрустел сапогами по гравию. А я, глядя на ватник часового, начал как-то особенно ощущать прохладу осенней ночи. Горячка бега и быстрой ходьбы остывала, и в х/б сделалось зябко.

Караульные, поднятые впопыхах, тоже были в «бумажках», хотя наверняка под гимнастерки у них было что-то поддето.

— Слышь, земеля! — вполголоса вдруг окликнул меня один из них. — Ты чо, новенький, чо ли? Чо-то я тя ране не видал!

Говорил он с грубоватым диалектом, не то уральским, не то сибирским.

— Да, — спокойно отозвался я. — Вчера прибыл.

— А-а!..

— Тебе какое дело? — полуобернулся к любопытному Зинкевич. — Много знать хочешь? Ученый, что ли? Копченый!

— Да ладно, Ген, чо ты? Просто из интересу!

— Не Гена, а товарищ сержант. А молчание — золото…

— Группа, ко мне! — крикнул Грищук.

Из разговора с часовым выяснилось, что на четвертом посту все обстояло спокойно, а на пятом вдруг пес разразился диким лаем, взбудоражилась и псина четвертого поста… и пошла цепная реакция.

— Ясно, — сказал Гена. — Идем дальше.

На пятом посту церемониал повторился: пароль, отзыв… разводящий ко мне… А дальше темп событий резко ускорился.

— Где ты видел нарушителя? — спросил Зинкевич.

— Ну… — неуверенно сказал часовой, — видел-не видел…

— Но собака же залаяла!

— Это да. Но, может, зверь какой…

— Тьфу! — сплюнул Грищук. — Часовой из тебя, как из говна пуля. Ладно! Где это было?

— Вон там, — показал рукой боец.

Пошли туда. Зинкевич включил ручной фонарик — тот был довольно мощный, светил неплохо. И тут мы увидали…

— Т-твою мать! — невольно вскричал Табачников.

В ограде зияла дыра. Сетка Рабица была явно распорота каким-то инструментом так, что мог, пригнувшись, пройти человек.

— Кучеренко! — окликнул часового Грищук. — А ты что, оглох, ослеп? Обоссался⁈ Здесь ведь возни минут двадцать, не меньше!

— Не!.. — испуганно вытаращился Кучеренко. — Не было возни!

— Заранее, — негромко сказал я. — Заранее эту дыру проделали…

— Точно, — кивнул Зинкевич. — Похоже на то. Но когда? И как⁈ По идее тут все перекрыто…

— Ну дак, — с философским вздохом произнес знакомый сибирский говорок. — Идея-то она идеей, а жизнь жизнью…

— Маркелов, не умничай, — велел Грищук. — А как они здесь друг у друга пост принимали⁈ Не видели, что ли, ротозеи?.. Кучеренко!

Тот подавленно молчал. Сказать было нечего.

Пока эти дебаты шли, наш помкомвзвода водил туда-сюда лучом фонаря. И тут…

— Стой! — вскрикнул я, схватив сержанта за руку.

— Что? — почему-то шепотом спросил он.

А я сам толком еще не знал — что. Просто в луч попало нечто, лежащее на земле. Какая-то тряпка, что ли.

Без раздумий я бросился вперед. Гром тоже. Мне пришлось раздвинуть дыру, чтобы он смог пробраться в нее, а я проник следом, чуть не зацепившись ремнем АКМ. Но ничего, все обошлось. Услышал, как за мною запыхтели, закарабкались остальные.

Тряпка оказалась рабочей рукавицей. Наполовину брезентовой, наполовину тканевой. Я поднял ее, осмотрел в свете фонаря.

— Новая, — вынес вердикт. — Новее не бывает!

— Значит, его, — озвучил Гена то, о чем я успел влет подумать.

— Гром, — я поднес рукавицу к носу овчарки. — След! Ищи!

Гром навострил уши, смешно задвигал носом, внюхиваясь. А вообще он напрягся, во всем его облике проявился азарт. Обнюхав перчатку, он пригнул голову, поводил ею из стороны в сторону… Замер.

— След! — нетерпеливо повторил я.

Гром вроде бы как-то неуверенно шагнул вперед… но вот резко подался вперед и тут же оглянулся на меня.

— Ищи! — велел я.

И Гром рванул вперед.

Мы неслись по лесу, по его незнакомым тропкам, световое пятно хаотично прыгало — Зинкевич бежал сразу за мной, держа фонарь. И еще кто-то сзади подсвечивал. Кто-то споткнулся, упал или чуть не упал, матюкнулся. А Грома точно разобрал драйв охотника, некие древние, спящие волчьи гены вдруг проснулись, превратили служебного пса в хищника, он натянул поводок, мешавший бегу, зарычал… И по необъяснимому наитию я понял, что мы вышли на цель.

Я отстегнул поводок:

— Гром! Взять!

Освобожденный от узды, пес одним броском оторвался от нас. Я услыхал его грозный рык из тьмы. И сержант отпустил Рекса. Хищной тенью пес пронесся мимо меня, немного забирая влево.

Собаки в темноте видят нормально. Похуже кошек, но намного лучше нас. Так что для Грома и Рекса никаких проблем в движении не было. Но и мы их не потеряли. Я слышал рычание, старался выдерживать курс по нему, а следом за мной и все прочие — хотя, конечно, и ветви хлестали, и грунт неровный, каждый шаг в неизвестность, ведущая нога натыкалась то на какой-то выступ, то попадала в ямку… Но в целом — вперед, вперед, вперед!

Гром резко взлаял. Ничего дружественного в этом звуке не было, напротив — честная агрессия, «иду на вы». Секунда — он свирепо зарычал, и тут же шум, треск веток и отчаянный вопль:

— Все! Все! Сдаюсь! Уберите собак! Уберите!..

Свирепо загавкал Рекс.

Я чуть не упал, когда моя левая нога попала в невидимую колдобину, но сумел удержать равновесие.

— Гром! Оставь!

Пляшущий луч выхватил из темноты разъяренных Грома и Рекса над мужским телом, лежащим, обхватив голову.

Секунд через пять-десять мы были рядом.

— Гром, оставь! Молодец. Молодец!

Я поощрительно потрепал пса по шее. И слегка пнул лежащего в бедро:

— Подъем!

— Собак уберите, — плаксиво проныл лежащий.

— Вот сука… — запыхавшись проговорил кто-то из бойцов. — А я-то думал… Не, ну как вы его взяли! Лихо!

— Не вы, а мы, — с нажимом скорректировал Грищук.

— Мы, мы, — с юморком произнес Зинкевич.

— И сука — это собачья женщина. И девушка. Так что не надо, — сказал я. — Так! Здесь не плацкарт. И не купе. Вставай давай!

Лежащий зашевелился, обозначая движение вверх, но не встал. Я продублировал:

— Ты что, с первого раза не понимаешь? Мне повторить прикладом по горбу?.. Ну, живее, живее!..

Он осторожно, сутулясь, привстал. Псы заворчали. Задержанный вздрогнул.

Это был мужичонка неопределенных лет, самого обычного простецкого вида, в какой-то темной робе, что ли.

— Ты кто, жопа? — сердито рявкнул Грищук. — Имя⁈

— Это… Это мое имя?

— Свое я сам знаю! Ну, быстро!

— Ни… Николай.

— Фамилия, мать твою!

— Шубин. Николай Шубин…

— Зачем проник в часть? Ну! —