Союз трёх императоров - Сергей Анатольевич Балакин

– Цыц, хамло офицерское! Ты на членов ревкома орать вздумал?! – и оба вынули из-за пояса оружие: Верейчук – наган, а Дрыгин – чужой офицерский кортик.

Акселя прошиб холодный пот. Он вспомнил, как однажды нерадивому Дрыгину сгоряча выбил зуб, а чрезмерно независимого Верейчука в воспитательных целях упрятал на три недели в карцер. Похоже, настал час платить по долгам.

– Я пошутил, – пролепетал Аксель. – Вы чего, братцы? А? Ведь мы же вместе идём революцию делать!

Вид насмерть перепуганного мичмана развеселил матросов так, что они долго и безудержно ржали, приговаривая:

– Ох, Хаммушка, ох, рассмешил! Революцию делать!.. Приходи к нам в кубрик после обеда, будем тебя ждать. Обслужишь нас, и мы спишем тебе все долги! Ха-ха-ха!

Багровый от унижения мичман фон Хамм бегом спустился по трапу вниз, в свою каюту. Вспорол матрац, извлёк спрятанный револьвер и сунул его в карман брюк.

* * *

– По левому борту дым! – раздался крик сигнальщика. Во-блин схватил двенадцатикратный цейсовский бинокль… М-да, похоже, что это за нами. Погоня.

– Штурвал на два румба вправо! – скомандовал старший офицер, он же председатель ревкома миноносца. – Самый полный вперёд!

Из всех четырёх труб «Сторожевого» повалил густой чёрный дым. Но скорость хода удалось довести всего лишь до девятнадцати узлов: во-первых, мешала встречная волна, в которую корабль зарывался носом; во-вторых, сказывалась усталость кочегаров, вымотанных штормовой ночной вахтой. Неудивительно, что дым по левой кормовой раковине быстро приближался – уже можно было разглядеть, что мятежников догонял двухтрубный корабль, предположительно эсминец. Он шёл со скоростью не менее 22-х узлов. Эфир заполнился радиосигналами – вероятно, эсминец был не один и сообщал своим соседям о замеченной цели.

– Что будем делать? – спросил поднявшийся на ходовой мостик фон Хамм.

– Для начала дадим людям выпить чарку и накормим их обедом, – сказал Воблин.

– А потом?

– А потом будем с боем прорываться в Швецию.

– Вы это серьёзно?! – обомлел мичман.

Воблин посмотрел на мичмана, как солдат на вошь:

– Конечно. А что ещё нам остаётся? Сдаться без боя? Тогда всех нас ждёт виселица. Или расстрел, кому повезёт. Если слово «повезёт» тут вообще уместно…

– Господин лейтенант… или товарищ… как вас там?.. В общем, какой бой, вы о чём?! У нас нет ни снарядов, ни торпед! Только в кормовом погребе сотня практических 75-мм снарядов. Повторяю: практических, то есть болванок. Мы же ещё не начали кампанию и не приняли боезапас!

– Значит, будем стрелять болванками, – отчеканил Воблин. – Наша задача – отпугнуть преследователей, а через два часа мы будем в территориальных водах нейтральной Швеции. Там нас никто не тронет. Так что готовьте свою матчасть к бою – вы же артиллерийский офицер, как-никак!..

Когда мичман Хамм на ватных ногах спускался с мостика, Воблин крикнул ему вослед:

– И учтите: невыполнение революционных приказов карается расстрелом на месте без суда и следствия!

И Аксель фон Хамм приказал комендорам расчехлить обе 75-мм пушки…

* * *

В час пополудни догоняющий эсминец приблизился на дистанцию 35 кабельтовых. Это был «Эмир Бухарский» – в бинокль хорошо просматривались марки на его трубах. Левее за его кормой показался ещё один корабль – вероятно, преследователи рассредоточились для поиска «Сторожевого», а теперь сходились в одну точку. Эсминцы-«добровольцы» были вооружены дальнобойными 102-мм орудиями, и если допустить возможность боя, то они могли бы безнаказанно расстрелять мятежный миноносец с дальней дистанции, независимо от того, имелись ли на последнем полноценные боеприпасы или нет…

С «Эмира» передали ратьером: «Немедленно остановиться!» Воблин сам подошёл к прожектору и отбил ответ в прежнем стиле: флаг народной революции, долой войну, власть народу и так далее. В ответ с эсминца раздался выстрел, и впереди по курсу «Сторожевого» вырос белый столб воды. С его мостика просигналили: «Это предупреждение. Если вы не застопорите ход, открываем огонь боевыми».

Лейтенант Воблин собрал на мостике ревком и командный состав.

– До территориальных вод Швеции осталось всего 40 миль. У нас есть шанс прорваться. Открываем огонь учебными снарядами, ставим дымовую завесу и развиваем полный ход!..

«Этот дурак решил угробить всех нас… всех нах! Пора что-то предпринимать», – подумал фон Хамм, но пока, выполняя приказ, направился к носовому орудию. Воблин спустился в боевую рубку и сам стал к штурвалу. Рулевого Котту он отправил на корму поджигать дымовые шашки. Самым надёжным из соратников предстояло стать комендорами 75-мм орудий.

В этот момент «Эмир Бухарский» дал залп, и у самого борта «Сторожевого» взлетели фонтаны воды. По палубе, надстройкам и трубам застучали осколки. Один из матросов схватился за бок: на его тельняшке быстро росло красное пятно. Шутки кончились, правительственный корабль вёл огонь боевыми снарядами.

Пора! Аксель фон Хамм вбежал в рубку, выхватил «бульдог» и хладнокровно, в упор, выпустил в Воблина четыре пули. Тот захрипел, схватился за живот и медленно сполз по стенке рубки. Для уверенности, что несчастный лейтенант-мятежник потом не скажет лишнего, он сделал ещё один выстрел – в висок. Хамм перевёл машинный телеграф в положение «стоп» и торопливо вышел из забрызганной кровью рубки. Ему навстречу бежал услышавший выстрелы Степан Щипко с револьвером в руке. Но мичман его опередил – последняя остававшаяся в барабане «бульдога» пуля сбила кондуктора с ног, угодив тому в пах. Подобрав выпавший из руки раненого противника наган и не обращая внимания на его стоны, Аксель поспешил к грот-мачте. Через минуту на гафеле «Сторожевого» вместо красного флага трепыхалась на ветру белая простыня. Никто из бунтовщиков даже не попытался воспрепятствовать капитуляции. Мятежный корабль признавал своё поражение и сдавался властям. «Непобедимая территория революции» просуществовала чуть больше суток. А точнее – двадцать шесть с половиной часов.

* * *

Вооружённый десант, высадившийся на «Сторожевой» с «Эмира Бухарского», не встретил никакого сопротивления. Экипаж мятежного корабля разделили: офицеров и унтер-офицеров перевезли на «Эмир», нижних чинов принял подошедший вскоре «Москвитянин». На борту «Сторожевого»

осталась лишь небольшая команда «эмирцев», так как назад в Либаву миноносцу предстояло идти на буксире.

Вызволенный из заточения командир миноносца лейтенант Казанцев находился в полном неведении, что творилось на его корабле в течение последних суток. Не намного больше смог сообщить и извлечённый из гальюна Гадд. Зато мичман Хамм заливался соловьём, выставляя себя главным героем, в одиночку подавившим антиправительственный мятеж…

Когда «Сторожевой» прибуксировали в Порт Александра III, подвели предварительные итоги. В ходе мятежа погибли трое: лейтенант Воблин (застрелен мичманом фон Хаммом), гардемарин Куролесов (застрелен кондуктором Щипко) и сам Щипко (умер в госпитале после ранения, нанесённого фон Хаммом). Ещё трое нижних чинов были ранены в результате обстрела «Сторожевого» эсминцем «Эмир Бухарский», но их